– Дыши медленнее, Ноэль, – посоветовал Мика, – а то голова закружится.
– Не могу, – произнес Ноэль, задыхаясь. – Она не о сексе думает.
– Если ты ведешь себя, как еда, то ты еда и есть.
Это сказал Тревис, стоящий за нами.
Я легла на пол, положив голову Ноэлю на сердце, рука ловила движения дышащего живота, такого мягкого… нежного…
От этой мысли мое лицо прильнуло к нему, скользнуло вниз, до грудины, до верхнего края живота. Так близко, что видно было, как он поднимается и опускается, щекой ощущалось. Я подняла лицо и поцеловала его в живот.
Он дернулся, будто я его укусила, и восхитительно хныкнул.
Я погрузила рот в мягкую, податливую плоть живота, забрала в рот сколько могла, не пуская кровь. Укусила сильно и глубоко, и мне вся моя сила воли понадобилась, чтобы оторваться от этой плоти, оставив ее целой.
Оторвалась и поползла боком, пока меня стена не остановила. Ощущение этой теплой и нежной плоти наполняло мне рот. Я ощущала ее, та память чувств, что еще долго будет преследовать.
– Скажи что-нибудь, Анита, – донесся спокойный голос Мики.
Я трясла головой.
– Еда, – прошептала я. – Всего лишь еда.
– Ноэль – всего лишь еда, – повторил Мика.
Я кивнула, не открывая глаз.
– Встань, Ноэль, – недовольно и сердито велел Тревис.
– Прости, – выговорил Ноэль.
Я наконец открыла глаза, увидела, как он поправляет рубашку. И никому не глядит в глаза, как после провала.
– Все в порядке, Ноэль. Огги и Пирс правы: Джозеф принимает только нижних.
– Он не нижний, – сказал Натэниел. – Иначе ему был бы приятен укус и опасность. Может быть, этого хватило бы, чтобы переключить тебя с еды на секс. – Натэниел пожал плечами. – Он слишком… правильный.
Когда-то я бы поспорила…
– Я бы попросил об одолжении, – сказал Тревис.
Мы посмотрели на него.
– Ты не могла бы подойти ко мне, чтобы мне к тебе не ползти?
Я вспомнила, что забыла спросить.
– У тебя перелом руки – самая серьезная травма?
– Трещины в двух ребрах, может, небольшой перелом. Доктор Лилиан сказала, что без рентгена сказать трудно. Сотрясения нет – слишком, наверное, твердолобый.
Он попытался улыбнуться и почти смог это сделать.
Я поползла к нему – Мика отодвинулся, давая мне дорогу. Натэниел пополз рядом со мной, и я обернулась к нему.
– Вряд ли Тревису нужна будет компания.
– Я единственный в твоей коллекции подчиненный, все прочие – доминанты.
Это заставило меня остановиться и подумать, даже сесть на пятки.
– Дамиан не мастер.
– Нет, но подчиненный он потому, что у него не хватает силы доминировать. А я – потому что мне так нравится.
Я нахмурилась:
– Если ты к чему-то ведешь, говори.
– Спроси его, есть ли в прайде кто-нибудь, кто сильно свингует, как я.
Я подумала обо всех этих мужчинах. Может быть, Натэниел прав? И у всех личность доминантная, кроме него? Ричард – ого, Ашер – да, Жан-Клод – еще как да, Мика – да, Джейсон… Джейсон – нет.
– Джейсон, – сказала я.
– Вызывали?
В коридоре тут же нарисовался Джейсон. Короткие светлые волосы аккуратно подстрижены, как у младшего начальника в преуспевающей компании. Тело тоже подошло бы – если этот младший начальник достаточно часто ходит в гимнастический зал. Роста он примерно моего, для мужчины низенький, и почти всегда по-мальчишески красив. Но он глянул на Ноэля, неуверенно встающего на трясущиеся ноги, на Тревиса с его заметными травмами, на Натэниела и на меня, так близко к нему, совершенно голому. Джейсон заметил все это с одного взгляда, и лицо его переменилось. Не сказать, что именно, но вдруг он стал старше, взрослее, и глаза его цвета весеннего неба наполнились знанием, разумом. Обычно он это скрывал, но в этом веселом и приятном теле жил очень острый интеллект.
Но тут же этот вид сменился его обычным шалопайским поддразнивающим выражением. Я, впрочем, слишком хорошо его знала, чтобы обмануться.
– Джейсон подчиняется, если хочет, но в глубине души он верхний, – сказал Натэниел, улыбаясь другу.
Жениться мы с Натэниелом никогда не будем, но если бы у нас была бы свадьба, я знаю, кого он выбрал бы шафером.
– Ты мне только скажи, в какой позиции ты хочешь, – ответил Джейсон, – и я готов.
Дернув бровями, он выдал мне улыбку – говорящую, что мысли у него жизнерадостные и очень непристойные. Обычно у всех секс получается мрачноватым, но не у Джейсона – очень жизнерадостный распутник.
Я не могла не улыбнуться – он на меня всегда так действовал. Черт, да не только на меня – почти на всех.
– Извини, я сегодня набираю львов, а не волков.
– Вообще-то, ma petite, я думаю, мы хотим определить, как ты реагируешь в окружении любых своих зверей, но сейчас – львы.
– Тогда, похоже, я вовремя пришел, – сказал Джейсон.
– Ты не единственный тут волк, – угрюмо буркнул Грэхем.
Джейсон поглядел на него – не так чтобы совсем дружелюбно. У него такой взгляд бывает нечасто.
– Думаю, что нет.
И тон его тоже был мрачен, почти сердит. Интересно, что должно было произойти между этими двумя, чтобы Джейсон стал так враждебен. Таких легких и покладистых как он, я вообще не встречала.
– Что касается меня, – сказала я, – Джейсон здесь единственный волк.
– А почему он единственный волк, кроме Ричарда, с которым ты трахаешься? – спросил Грэхем.
Вот теперь я поняла, почему Грэхем злится. Он пытался запугать Джейсона силой и массой? Может быть. У Грэхема была эта отсталая мысль, что размер и сила куда важнее всего прочего.
– Этого я не знаю, но такие комментарии не помогут тебе попасть в список.
– Отойди, – сказала ему Клодия.
Он посмотрел на нее мрачно, сложив на груди мускулистые руки.
Она чуть подалась к нему:
– Это ты бросаешь мне вызов?
Голос ее был ровен и пуст, и оттого угроза прозвучала более зловеще.
Грэхем мотнул головой и попятился до самой стены. Неохотно, но он сделал так, как она сказала. Хоть бы он себе поскорее подружку нашел – его выходки начинали уже меня доставать.
Как будто эта мысль колдовским образом вызвала ее из мрака, в конце коридора появилась Менг Дье. Это я впервые ее увидела после того, как она исполосовала Реквиема. Не надо бы, чтобы она здесь была, пока я испытываю своих зверей.