Как можно короче Вин объяснила подруге, что произошло, и услышала протяжный вздох, который можно было считать преамбулой к долгому разговору.
– Как это? Прямо так и въехал с вещами? И ты позволила ему остаться?
– У меня не было выбора, – печально заметила Вин. – По закону он по-прежнему владеет половиной дома, но дело даже не в этом, Хедер, все упирается в Чарли. Он без ума от отца, и если я буду настаивать, чтобы Джеймс уехал, то боюсь…
– Понятно, Вин, я тебе так сочувствую.
Хедер вошла в ее положение сразу, ей долго объяснять не пришлось.
– А как отнесся к этому Том? – послышался осторожный вопрос.
Вин тяжело вздохнула.
– Без восторга, а на мои страхи ему наплевать. – После паузы неохотно пояснила: – Для него Чарли всего лишь невостребованная посылка, и он прямо-таки горит желанием вручить ее Джеймсу. Меня всегда устраивало, что Том не похож на Джеймса, и я вообразить не могла… Он оказался таким черствым, Хедер. Ты представить себе не можешь, каких он мне пакостей наговорил! Дескать, если у нас будут дети, то он к ним Чарли ни за что не подпустит. Каково?
– Ну, что он черствый, видно сразу, а ты с ним встречаешься почти год, – мягко заметила Хедер.
Вин с трудом сглотнула. Ей нечего было возразить на эти слова – Хедер была права.
– Да, конечно. Теперь о замужестве не может быть и речи. Я все надеялась, что у Тома с Чарли наладятся отношения, но похоже… Ведь Чарли еще мальчишка, – сказала Вин, будто оправдываясь. – Неужели так трудно найти к нему подход, расположить к себе, подружиться? Если бы Том был терпимее к ребенку, наш брак был бы вполне возможен…
Хедер в ответ вздохнула.
– Что делать, мужчины – народ крутоватый, а Том особенно. Мне кажется, у него и на собственных детей терпимости недостанет. Извини, конечно, за откровенность. Послушай, может, я загляну к тебе?
– Нет, не стоит, я чувствую себя нормально, – солгала Вин и быстро сменила тему разговора: – А правда, не начать ли нам ходить на занятия аэробикой по понедельникам?
– Мне это просто необходимо! – простонала Хедер. – Я тут как-то примерила прошлогодний купальный костюм!..
Положив трубку, Вин призадумалась о Томе: может, позвонит, хотя вряд ли. Он не из тех, кто способен мучиться угрызениями совести. Не в его стиле просить прощения, даже когда он не прав. И все же, ведь они союзники?
Возможно, Том обидел ее под горячую руку, разозлился из-за возвращения Джеймса и сорвал зло на Чарли. Может, ей не стоит спешить с отказом? Все-таки у них серьезные отношения, а не мимолетный флирт, к тому же повод для обиды у него действительно есть.
Неужели придется уйти с работы? Как раз когда она обрела опыт и определенную финансовую независимость. Когда она почувствовала себя полноценным человеком.
Она уже давно извлекла уроки из своего прошлого и теперь больше всего боялась сделаться игрушкой в руках другого человека.
Звенящая пустота дома раздражала. Может, заняться уборкой… Комнатушку наверху давно пора привести в порядок. По опыту Вин знала: ничто так не отвлекает от дурных мыслей, как физический труд.
Спустя полчаса, разгоряченная уборкой, она плюхнулась в кресло, уныло разбирая кипы найденных вещей. И как это накопилось столько хлама? Например, ее школьные учебники. Зачем она их хранила? А все эти фотографии… С насупленным видом она подняла один из альбомов, из которого выпало несколько снимков.
Подумать только, это – она. Стала рассматривать, вспоминая, что фотографировал брат. Еще приговаривал, что изящных женщин беременность отнюдь не красит.
Тогда замечание брата ее обидело, но фотография подтверждала его правоту.
Личико кругленькое, немного припухшее, совсем детское. Фигурка точеная, волосы собраны назад хвостиком. Совсем дитя, но животик уже обрисовался. Может, ее моложавость – это фотографическая уловка? Неужели она действительно так выглядела? Вообще-то ей всегда давали меньше ее возраста, но чтобы в девятнадцать быть такой инфантильной…
Рука, державшая фото, дрогнула. Теперь она Джеймсу не нужна, это понятно. Но на кой черт ему нужна была тогда такая дуреха?
Дрожащими руками она порвала фото надвое и швырнула в кучу на выброс.
Ее прошлый облик сейчас не радовал. Может, потому, что был отвергнут Джеймсом?
Зачем ей фотография, напоминающая об ошибках юности? Но можно ли теперь винить в них только ее одну? Джеймс уверял ее в вечной любви и домогался ответного чувства. Чувства-то он добился, а в остальном… Но многого ли можно требовать от упрямой девчонки? Иногда, глядя на Чарли, ей казалось, что упрямство мальчик унаследовал от нее, вероятно, потому она была так снисходительна к этому его недостатку.
Вин устало поднялась, отряхнула джинсы. Когда вернется Чарли, они разожгут костер из этого хлама. Давно надо было здесь прибраться, упрекнула она себя, заталкивая вещи в пластиковый пакет.
Хорошо бы сделать из этой комнаты кабинет для Чарли. Размышляя по этому поводу, она пыталась не замечать голоска, хихикающего над ее планами, которыми она пыталась разогнать свои страхи: не исключено, что кабинет для сына придется устраивать отцу, а не ей.
Вин опять почувствовала обиду, комком застрявшую в горле. Голова все еще болела. Подойдя к зеркалу, она откинула прядь волос и хмуро взглянула на свое усталое, запыленное лицо.
Солнечный луч скользнул по циферблату часов. Долго же она провозилась наверху. Того гляди, вернется Чарли со своим папочкой и сразу запросит есть.
Решительно отогнав страх, делавший ее неспособной к отпору, Вин отнесла вниз набитую до отказа мусорную корзину, а затем поднялась в ванную комнату, чтобы принять душ и уложить волосы.
Старые, потертые джинсы стали велики в талии: да, похудела заметно, а все из-за этих неурядиц между Томом и Чарли.
Что же, с Томом, видимо, придется расстаться, решила Вин. Нельзя выходить замуж за человека, который терпеть не может твоего сына.
Быстрыми движениями она нанесла крем-пудру, но напряженное выражение не исчезло с лица. Есть вещи, которые не скроешь даже косметикой, подумала она, нанося легкий румянец, оттеняя глаза и крася губы.
Толстый свитер вполне скрадывал ее хрупкость. Нет, очень худой она еще не была, но дальнейшая потеря веса чревата потерей привлекательности.
Она вдруг вообразила девочек, которых мог знать в Австралии Джеймс, – юных, беззаботных, гибких, уверенных в своей неотразимости и сексуальной притягательности.
Да, она тоже чувствовала себя такой в его объятиях. Джеймс говорил ей о своей любви, о неутоленной страсти, о ее шарме, обещал блаженство.
Уж свое обещание он выполнил. Вин напряглась, отставляя тюбик губной помады; глаза вдруг потемнели, обжигающей волной снова разлились запретные переживания. Стоило ей приоткрыть заслоны, как на волю вырывались воспоминания, а по телу пробегала дрожь. Вот и сейчас то же самое наваждение – Джеймс дотрагивается до ее лица, щекочущие движения его губ по чувствительной области между шеей и плечом, вновь возникающая жажда его лобзаний.