«Дорогой Коленька, — было написано нетвердым старческим почерком, — пишет тебе твоя тетя Ирина (Иришка, как ты называл меня в детстве). Прошла целая жизнь, но я все еще не теряю надежды, что найду кого–либо из вас. Много раз я писала на нашу городскую квартиру, но письма возвращались обратно. И вот теперь я вспомнила о нашей даче. Как я не подумала об этом раньше? Ведь именно оттуда мы ушли под дулами немецких автоматов. Всю жизнь я вспоминала, как искала вас глазами в толпе, стоя в дверях теплушки, когда меня угоняли в Германию. Как сейчас помню мою дорогую сестру Аню и прижавшегося к ней крошечного мальчика — тебя. Что стало с вами потом?
Сама я до конца войны работала на немецком заводе, а потом нас освободили американцы, и я оказалась в Америке. Думала: «Посмотрю мир и вернусь», но получилось все иначе. Я вышла замуж и осела в Штатах. Детей у нас не было, родных у мужа после смерти его родителей не осталось, и мы с ним жили вдвоем, как на острове в этом сумасшедшем мире. Жили дружно и были счастливы. Но вот уже десять лет, как я осталась одна, и здоровье мое оставляет желать лучшего. Кроме тебя, Коленька, у меня никого нет, и мне даже некому оставить дом и все, что имею. Больше всего боюсь, что не успею тебя найти. А в то, что ты жив, я верю, сердцем чувствую это. Жду от тебя письма и как маленького целую в носик. Твоя тетя Ирина».
Николай закончил читать письмо и с завистью подумал о человеке, которому оно адресовано. «Коленька»! Его–то никто никогда так не называл. Даже в детстве. Он всегда был «Колькой» — как в ребяческие годы, так и потом, в тюрьме, куда попал еще молодым парнем и где провел почти половину своей неудавшейся жизни. Выйдя из тюрьмы, Николай исчез, растворился для прошлых дружков, осев в маленьком дачном поселке, вдали от тех мест, куда ему больше не хотелось возвращаться. Так бесславно прошла его жизнь, но вдруг, внезапно, появился шанс. Зябликов взял в руки конверт. «Мы же тезки! Может, это судьба подбросила мне в конце жизни подарок? Того Коленьки Соколова здесь нет и, скорее всего, уже нет в живых, а тетушка вряд ли узнает во взрослом мужчине своего маленького племянника, с которым не виделась почти шестьдесят лет. Вот только фамилия у меня другая». Николай задумался, потом встал, взял табличку с надписью «Закрыто». Вывесив ее снаружи и заперев дверь изнутри, почтальон взял лист бумаги и начал сочинять послание американской тетушке. Работа оказалась не из легких, но недаром говорят, что труд сделал обезьяну человеком. В результате нескольких часов работы Николай состряпал письмо, которым сам остался доволен.
«Дорогая тетя Ирина, — писал он. — Я очень рад, что вы нашли меня. После смерти мамы и гибели на фронте отца я считал себя круглым сиротой и теперь уже на склоне лет вновь обрел семью. Это такое счастье! (последнюю фразу Николай написал вполне искренне). Мама говорила мне, что Вас угнали в Германию, и плакала, считала, что оттуда не возвращаются, а она очень Вас любила. Когда Сосновку освободили, мы поселились на даче, но мама вскоре умерла, а меня отдали в детдом. Через полгода меня усыновили бездетные пожилые муж с женой и дали свою фамилию — Зябликов. Жили они обеспеченно, но ко мне относились, как к пасынку, и, еще не окончив школу, я сбежал от них. Вернувшись домой, я обнаружил, что в нашей даче находится детский санаторий и мне негде жить. К счастью, кое–кто меня еще помнил и из жалости взял на работу (им как раз требовался дворник). Поселился я тут же в маленькой комнатушке, которую пристроили к нашей даче.
Так прошли годы. Семью я не создал, но вокруг все время были дети, и они заменяли мне своих собственных. Когда пришло Ваше письмо, то его сразу отдали мне, так как все здесь знают, что я и есть Соколов Николай Петрович.
Желаю Вам, дорогая тетя, здоровья и надеюсь на то, что нам удастся повидаться. Ваш племянник Коленька Соколов–Зябликов».
Выражая надежду на встречу, Николай слукавил. Он прекрасно понимал, что она им не грозит, и это его вполне устраивало. Старая больная тетушка вряд ли могла не только совершить такое большое, но и вообще какое–либо путешествие. А он в Америку тоже не мог попасть по целому ряду причин. Все это и вселяло в него веру,? что истину «тетушка» никогда не узнает, а ее наследство рано или поздно достанется новоявленному «племяннику».
Возникали, правда, опасения, что она может выяснить правду у санаторного начальства, но эти тревоги Николай быстро отбросил: все письма и в санаторий, и из оного шли через него, так что он имел возможность держать все под контролем и в случае необходимости скорректировать любую ситуацию.
Николай уже хотел запечатать письмо, как вдруг сообразил, что настоящий племянник обязательно вложил бы в него свою фотографию. И то, что он этого не сделал, конечно, вызовет у тетки подозрения. А что, если?.. Почтальон даже прищелкнул языком от пришедшей ему на ум идеи. Поскольку местная школа носит имя летчика Соколова, то там могут оказаться его фотографии или газетные вырезки. А сын должен быть похож на отца, и портретное сходство наверняка рассеет все подозрения американской тетушки, если, конечно, они вообще возникнут у дряхлой старушки. Остается только добыть эти фото. И Зябликов отправился в школу.
Средняя школа находилась в Сомове, а в Сосновке была маленькая начальная. Она располагалась в старинном деревянном доме с большими окнами, выходящими в лес, и мало чем отличалась от старых дач. По случаю начавшихся летних каникул школа не работала. На дверях висело объявление, написанное от руки на листке из школьной тетради: «Запись в первый класс с 10 до 12 часов».
— Черт! — выругался почтальон, не готовый к такому повороту событий.
Идея заполучить состояние богатой старухи полностью завладела его сознанием, и любая отсрочка вызывала у раздражительного Зябликова приступ злости. Но делать было нечего, и почтальон ни с чем возвратился в свою каморку, гордо именуемую «отделением связи».
На следующий день, набрав рекламных газет, Николай с утра понес их в школу. На этот раз дверь была открыта, но внутри никого не оказалось. Убедившись, что его никто не видит, почтальон шустро нырнул в помещение. В небольшом коридоре висел стенд с написанным красивой прописью заголовком: «Соколята». В правом верхнем углу стенда находилась та самая фотография, которая была так нужна почтальону. Снимок был бережно покрыт целлофаном и помещен в нарядную рамочку. С фотографии на Николая смотрел красивый молодой парень в форме военного летчика. Надпись под портретом гласила: «Летчик–герой Петр Соколов». Соблазн завладеть фотографией был очень велик, и почтальон уже протянул руку, намереваясь просто содрать фото со стенда.
Елена Артамонова
— Вы хотите записаться в первый класс? — раздался за его спиной голос учительницы.
От неожиданности Николай вздрогнул и обернулся. Он был начисто лишен чувства юмора, потому не нашелся, как ответить на шутку.
— Нет, я принес вам рекламные газетки, — раздраженно проговорил почтальон, протягивая учительнице прессу, и поспешно вышел из школы.
Но возникавшие на его пути трудности только разжигали азарт. Зябликов решил любой ценой заполучить снимок, даже если из–за этого ему пришлось бы нарушить закон. На следующее утро одно из окон школы оказалось выдавленным, а со стенда пропала фотография летчика, имя которого носила школа. Кому и зачем она понадобилась? Это загадочное происшествие не могли объяснить ни учителя, ни милиция, а потому о нем просто вскоре забыли.