– Это случайность. – Ди почувствовала необходимость обратить на это внимание. С его стороны великодушно было взять на себя всю вину, хотя они оба знали, что в действительности ей не следовало оказываться здесь на своем велосипеде.
– Слушай, я должен идти на встречу, но позволь мне пригласить тебя на чашку кофе? Ты же не знаешь, – сказал он серьезно, – как лучше выйти из шокового состояния.
Никаких «лучше», приняла решение Ди, несмотря на то что шок не прошел, но тот факт, что Хьюго пригласил ее на чашку кофе, должен, по-видимому, означать…
– У тебя царапины, – услышала она, когда Хьюго внезапно увидел царапины на пальцах.
– О, пустяки, – отпиралась Ди, пытаясь спрятать руку за спину – а вдруг он решит, будто у нее серьезные раны и она не в форме, чтобы идти в кофейню?
– Ничего… позволь мне осмотреть.
Прежде чем она успела остановить его, он взял ее руку и внимательно начал исследовать. У высокой Ди руки были изящные длинные и тонкие, хотя и не маленькие, и в этот момент рядом с его руками они внезапно стали выглядеть хрупкими и женственными.
Ее сердце возбужденно билось в груди, Ди наблюдала, как он заботливо счищает грязь и гравий, прилипшие к ее коже.
– Рана должна быть чистой, – пояснил он, – я освобожу ее от гравия, но…
– Хорошо, – начала Ди, а затем замолчала, не в состоянии вымолвить ни слова, не способная что-либо сделать, когда Хьюго поднес ее пальцы ко рту и медленно и осторожно начал облизывать их.
Ди чувствовала себя в предобморочном состоянии. Это наваждение, в которое невозможно поверить, – теплое, влажное, медленное, ритмичное движение ртом.
Она все-таки пыталась протестовать с помощью звука, подобного хныканью, хотя этот звук мог быть с легкостью признан одной из самых высших оценок, нежели способом протеста.
Намного позже Хьюго сказал, что он с самого начала ни в коем случае не совершал ничего сексуального. Он действительно искренне беспокоился о состоянии ее руки и среагировал быстро и профессионально, как делает это с собственными ранами. Деревенская мама именно так залечивала ему царапины, когда он был маленьким. Исцеляла порезанные пальцы и ушибы, очищая раны материнской слюной.
– Самки животных так поступают, – просто сказал ей Хьюго.
– Да, – согласилась Ди, но глаза у нее были как у испуганного олененка, – но ты не… ты не моя мама.
– Конечно, – согласился он. – Я не твоя мама. – И нежно продолжил свое дело, отряхивая ее хорошенький кружевной бюстгальтер на полной груди и скрывая темные искры страсти пристального взгляда под длинными ресницами…
Хотя на территории кампуса, где произошел этот несчастный случай, царило оживление, но все были настолько погружены в себя и заняты своими делами, что никто в округе, да и они сами не могли расслышать слабый звук потрясения, девственного удовольствия, который издала Ди, а также увидеть собственнический взгляд, которым одарил ее Хьюго в ответ. Он медленно отпустил ее пальцы, и они направились вместе, не сговариваясь, по дороге.
Встреча с Питером, на которую спешил Хьюго, была забыта.
Ди шла рядом с Хьюго, ошеломленная тем, что он вызвался проводить ее до кафе. Спутник охранял ее, шагая рядом, близко, и держался как-то властно. Велосипед Ди, как распорядился Хьюго, поставили к стене. Она не сомневалась, что заплатит кругленькую сумму той фирме, у которой взяла его в аренду, за повреждения, причиненные этой рухляди, но сейчас не беспокоилась об этом. Очень просто – в данный момент она не способна была вообще думать ни о ком и ни о чем, как, собственно, и сам Хьюго.
Хьюго выбрал кафе маленькое и темное, с густым запахом свежей фасоли и сигаретным смогом. Он проводил ее вниз по лестнице в тускло освещенный погребок, маленький столик был спрятан в настоящем алькове. Хьюго сел и закрыл Ди собой от любопытных взглядов.
Он заказал кофе-каппучино для нее и простой, черный и крепкий, для себя.
– Я пристрастился к этому кофе прошлым летом, работая добровольцем в Африке, – сказал Хьюго, когда им принесли заказ.
Достаточно простое заявление, но именно оно стало фундаментом, на котором они выстраивали свои отношения, именно эти слова пробудили их чувства – и возникла та особая близость, которую Ди, из-за своего воспитания, нашла слишком внезапной и пугающей, несмотря на страстное желание быть рядом с ним.
Намного, намного легче для нее было просто слушать его полную самоотдачи и энтузиазма речь о работе, чем признать собственное сексуальное влечение к нему.
Намного легче быть самой собой, показать себе и всем всю силу обаяния восхищенной натуры. Он задавал ей какие-то вопросы, но было видно, что он готов считаться с ее бдительной защитой, и не делал сексуальных попыток, хотя между ними явно проскакивала искра страсти, – даже официантка, которая принесла чашки с кофе, завистливо смотрела на них, а когда возвращалась на кухню, рассказывала девчонкам об опьяненной любовью парочке, сидящей за ее столиком.
Они болтали очень долго, и Питер был забыт навсегда.
– Я не хочу отпускать тебя, – сказал Хьюго, когда они вышли из кофейни и стояли вдвоем на запруженной людьми улице. – Мне так много хотелось бы рассказать тебе, я готов говорить до утра. И хочу знать о тебе все-все, начиная со дня твоего рождения.
Ди рассмеялась, зардевшись, затем улыбнулась, прежде чем запротестовать.
– О, но на это ночи будет мало. – И снова ее щеки зарделись, но не от смущения, ее кожа просто пылала. Это было что-то, ей доселе неведомое, стоило ей только подумать о возможности провести ночь с Хьюго.
Ди смотрела, как он улыбается своей мужественной, восхитительной улыбкой, и чувствовала, что эта улыбка, как острая стрела, вонзается в ее трепещущее сердце, делает его таким опасным, таким притягательным… таким… таким… сексуальным…
– Итак?.. – прошептал он.
– Я… никогда. – Она чувствовала себя запутавшейся, взволнованной и непоследовательной, борясь с собой и пытаясь что-то ответить, ощущая волнующую натянутость, возникшую между ними.
Другая, более опытная, девушка могла бы подразнить, насмешливо сказать: «Так… уговори меня», но Ди сказала совсем другое.
– Я не могу… это не для меня… – Она замолчала и покачала головой, а затем произнесла с искренним простодушием: – Мне все это не нравится.
Хьюго окинул ее быстрым, откровенным взглядом, который задержался сначала на ее губах, затем на шее и груди, а она смотрела на него, пока его глаза не вернулись к ее лицу.
– Что… никогда? – резко спросил он.
Ди набралась храбрости и выдержала тяжелый взгляд.
– Никогда, – подтвердила она.
– В племени, где я работал прошлым летом, существует традиция: пока семья девушки выбирает ей жениха, она имеет право сама выбрать для себя мужчину, который станет ее первым любовником. Считается, что женщина тем самым воздает великие почести мужчине, предпочитая его всем другим, даруя ему свою любовь и себя. Мне нравится эта традиция.