– Ммм… я знаю, – согласилась она и добавила, игриво провоцируя его: – Налить тебе еще шампанского? А затем можно поплескаться в джакузи… На сколько ты заказал наш номер?
– Только до вечера, – с сожалением сказал Хьюго.
– Только до вечера? И ты предполагал, что мы успеем все сделать за двенадцать часов? – поддразнила его Ди. Глаза у нее блестели.
– Двенадцать часов, – пробормотал он глухо, потому что Ди целовала его.
– Тогда не будем тратить время впустую? – предложила она, медленно проводя пальцем по его телу.
– Нет, конечно же, нет, – согласился Хьюго.
Ди внезапно проснулась. Ее сердце учащенно билось, во рту пересохло. Она спала очень плохо и тревожно и поэтому вовсе не отдохнула, не набралась сил. Появилось какое-то странное состояние, какое бывает после приема таблеток во время болезни, и Ди ощущала несвойственное ей нежелание вставать. Ди чувствовала себя подавленной, двигаться не хотелось, мучило мрачное предчувствие.
Несвойственное? Нет, это не совсем точно. Был период после смерти отца, когда Ди часами лежала в постели, специально вызывала переживания, и страх понемногу ослабевал. И сейчас Ди мучительно боролась с собой. Она сильная, волевая женщина, она не позволит обстоятельствам взять над ней верх. Ди твердила себе, что принятое решение было правильное и необходимое. Решительно скинув пижаму, она босая прошлась по спальне.
Спальня казалась ей особенным местом, куда никому не было доступа. Не столько потому, что это ее личное убежище, объясняла Ди, сколько потому, что она знала: спальня выдает самые глубинные, самые сокровенные стороны ее натуры.
Стены нежного цвета морской волны, что-то среднее между светло-зеленым и голубым. Окна завешены плиссированной материей кремового оттенка. Такого же цвета жесткое покрывало на двуспальной кровати. Удобные кресла, стоящие у окна, накрыты кремовой парчой. Ковер на полу того же оттенка. Вся обстановка комнаты изящная и утонченная. Одного взгляда на спальню Ди хватило бы, чтобы определить характер хозяйки. Атмосфера комнаты была удивительно мягкая и легкая, почти неземная. Атмосфера водного царства, женственности и чувственности. Казалось, что все здесь сделано руками не обычного человека, а сказочной русалки – осторожной и нежной, как лепестки живого цветка в круглой вазе на красивом антикварном столе, который Ди использовала в качестве столика для украшений.
Когда Ди принимала душ, а затем одевалась, она поняла, что причиной ее желания свернуться калачиком и позволить миру жить без нее, были два неотложных дела, тягостных и безотлагательных.
С одной стороны, ей необходимо поговорить с Питером. Она должна, не причиняя ему боли, убедить его, что пришло время отойти от дел комитета. И Ди знала, что лучший способ добиться намеченной цели – заручиться поддержкой Хьюго. Активно добиваться его помощи и одобрения ее планов. С другой стороны, в ней зрело стойкое нежелание работать с ним. Она должна любой ценой вычеркнуть его из своих мыслей, сердца, из своей жизни. Эти две задачи как бы исключали одна другую, но она должна выполнить обе. Как?
Ди резко прекратила расчесывать волосы, ее тело передернулось от непроизвольной мелкой дрожи.
Однажды она уже боролась с этим и одержала победу, преодолевая боль дюйм за дюймом, час за часом. Ди отложила расческу и устремила невидящий взгляд в зеркало. Она заранее все знала. И боялась вновь попасть в долгое, мучительное состояние тьмы, через которое прошла когда-то, боялась того, что может случиться с ней, если позволить Хьюго вернуться хоть в самый крошечный уголок ее жизни. Вот почему она с такой неохотой встретила начало дня.
Да, сейчас Ди сильнее, чем когда была глупой девчонкой, но в то время у нее было преимущество в мотивациях, движущих ею, – она обдумала все, за что боролась, на ее стороне были рвение и молодость.
Сейчас она по-прежнему верила, так же яростно, как и тогда, что во всем права, во всех своих решениях. Но на ее убеждения легла тень несбывшихся надежд. Она думала о детях, которые могли бы родиться, о жизни, любви, которые могли бы сложиться.
Когда Хьюго был молодым человеком, горячо отстаивавшим свое мировоззрение, она могла противопоставить ему свои убеждения и аргументы, свои взгляды, свое мнение на какие-то проблемы. Его идеалистические взгляды диаметрально расходились со взглядами ее отца, а может, так временами казалось. И все-таки тогда она была сильнее.
– А чего ты ожидаешь от моего отца, что должен он делать? – зло потребовала она однажды ответа от Хьюго, прервав его на середине очередного спора в пылу выяснения отношений. – Отдать все свои деньги?..
– Не будь несправедливой, – яростно фыркнул Хьюго.
Он так же страстно отстаивал убеждение, что люди, занятые в благотворительных программах, должны быть абсолютно чисты, не допуская и малейшего намека на скандал. Как ни странно, но эту идею Хьюго искренне разделял с ее отцом. Они оба были максималисты.
Возможно, из-за того, что Ди женщина, она склонялась к более рассудительным и сочувствующим взглядам. Она не была такой непреклонной.
Но теперь-то Ди не уступит. Она твердо решила взять быка за рога и поехать в Лексминстер, чтобы проведать Питера и заодно поговорить с Хьюго или назначить с ним встречу.
Мысли в голове носились с невероятной скоростью. Ди твердила себе, что приняла правильное решение. То, что существовало между ней и Хьюго в прошлом и что разделяло их на протяжении всех этих лет, сейчас в ее жизни неуместно, и уж совершенно точно – в его. Самой подходящей Ди посчитала следующую тактику: вести себя с ним так, как будто они не более чем хорошие знакомые, и временно установить дружеское перемирие, но четко определить дистанцию между ними.
Вполне благоразумное решение, но оно, естественно, не повлечет за собой изменений в костюме. Ди тщательно обдумала все детали плана, прежде чем отправиться в Лексминстер. Что же надеть? Пожалуй, стоит достать наряды и прикинуть, что ей сегодня к лицу.
Тщательная подготовка необходима, решительно твердила она себе. Ее отец принадлежал к старой гвардии и непоколебимо верил в важность создания правильного впечатления, и Ди уделяла много времени своему внешнему виду, как бы перенимая убеждения отца.
Бежевое платье, которое она выбрала, было очень простое, длинные разрезы, сбегающие вниз по обеим сторонам, облегчали движения, а ни в коем случае не использовались как провокация. По крайней мере так думала Ди, хотя мужчины говорили ей, что эта деталь восхитительна и очаровательна. Когда она шла, длинная стройная ножка слегка мелькала в просвете, но тут же исчезала в волнах юбки.
Воротничок, обрамлявший шею, казался строгим, даже более того, чопорным, но крой платья был так хорош, что создавалось впечатление совершенной скульптурной композиции. Маленькие замшевые туфли-лодочки были такими же изысканными, как и весь наряд. Крошечные золотые сережки – подарок папы – выполняли роль последнего мазка, завершающего аккорда и были ей очень дороги, Ди испытывала к ним особую привязанность.