— А как по-моему, тут ревностью пахнет.
— Роберто, ты мне не слишком помогаешь, — ответила Клодия, не отрывая глаз от Ричарда.
Джейсон перевернулся и начал садиться. Судя по его движениям, это было больно.
— Он бросил мне вызов, — сказал Ричард, указывая на Джейсона.
— Как именно? — спросила Клодия.
— Он отказался отойти с моей дороги.
— А что бы ты сделал, если бы я отошёл? — спросил Джейсон, и голос его был чуть более хриплый, чем обычно, будто во рту у него все ещё была кровь. — Если бы не бросил меня на кровать, кого бы ты бросил? Натэниела, Аниту? У неё не так легко заживает, как у нас, Ричард.
— Я бы не…
— Когда ты ворвался в дверь, ты хотел кому-то вломить, — перебил Джейсон, и струйка крови текла у него изо рта, потому что волчьей пастью плеваться невозможно. — Я подумал, что лучше уж мне.
Горящая сила стала потихоньку гаснуть. У Ричарда ссутулились плечи, и он снова закричал. Во всю глотку, во всю грудь, насколько хватило дыхания. Потом он упал на колени и обеими руками ударил по полу. Очевидно, ему это понравилось, потому что он и дальше стал лупить руками по ковру, снова и снова. Только когда каменный пол под ковром заметно просел, Ричард перестал.
Ребра ладоней у него были окровавлены о ковёр, как от сильных ожогов верёвкой. Эти окровавленные руки он поднял вверх и застыл, глядя на них. Он не плакал, не ругался — вообще ничего не делал.
Все мы застыли, ожидая, что он сделает или скажет. Наконец прошла целая минута, а он не шевельнулся. Клодия посмотрела на меня от дверей. Я пожала плечами. Когда-то мы с ним были помолвлены, были любовниками, но я понятия не имела, что сейчас делать. Одна из проблем наших с Ричардом: мы часто понятия не имели, что друг с другом делать.
Я пошла вокруг кровати, но Джейсон поймал меня за руку.
— Ближе не надо.
Я не стала спорить, просто остановилась и стала смотреть на Ричарда. А он — на свои ободранные руки.
— Ричард, ты здесь?
Он засмеялся, но очень нехорошим смехом, где было больше горечи, чем веселья. Все присутствующие вздрогнули, будто ожидали чего угодно, только не этого. А я давно научилась не пытаться угадать, что сделает Ричард.
— Я хочу слизать кровь с собственных рук, — сказал он придушенным голосом.
— Так слижи.
— Что? — Он уставился на меня вытаращенными глазами.
— Твоя кровь. И руки твои. Если хочешь облизать свои раны, так облизывай.
— И тебе не будет противно?
Я вздохнула:
— Ричард, что я думаю, неважно. Важно, что думаешь ты.
— А ты думаешь, что это противно.
Я снова вздохнула.
— Нет, Ричард, если честно, то нет. От облизывания царапины заживут лучше, а тебе вкус крови будет приятен.
Он посмотрел на меня мрачно:
— Год назад ты бы такого не сказала, — произнёс он почти шёпотом.
— Даже полгода назад могла бы не сказать, но сейчас говорю. Облизывай свои раны, Ричард, только не живи ими.
— Это ещё что за намёки? — спросил он, и его злость полыхнула, ударила горячим бичом.
— Не заводись, Ричард. Я пытаюсь жить той жизнью, что мне досталась, а не сном о той жизни, которой у меня никогда не будет.
— А я, значит, живу сном.
— Ты — Ульфрик Клана Тронос Рокке, и ты боишься облизать собственные окровавленные руки, потому что кто-то другой может подумать, будто это не слишком достойно человека. Так что я думаю — да, ты продолжаешь делать вид, будто тебе в этой жизни будет дана вторая попытка. Вот твоя жизнь, Ричард. Вот она. Вот кто ты, и что ты. И тебе следует это принять.
Он замотал головой, и глаза его блеснули, будто в них могли быть слезы, в этих идеальных карих глазах. Но голос его был ровен, совершенно ровен.
— Я пробовал.
Я закрывалась щитом изо всех сил. Больше я не хотела заглядывать в его с Клер личную жизнь, но высказать догадку могла.
— С Клер?
Он поднял глаза, в которых гнев победил слезы. Никогда я не видела, чтобы он так терял контроль над своими эмоциями. Он бывал злой, жёлчный, печальный, но я никогда не видела, чтобы его так швыряло из стороны в сторону. Как будто злость и печаль остались единственными эмоциями в нем.
— Значит, ты видела.
— Я закрываюсь изо всех сил. Видела, как вы всерьёз поссорились, но больше не видела ничего.
Он открыл рот, потом огляделся.
— Я никого не трону, но это не разговор для публики.
Крысолюды посмотрели на меня. Я вздохнула, думая, не дура ли я. Может быть, но все равно я так сделаю.
— Ребята, вы можете идти.
Клодия глянула на меня с сомнением.
— Не уверена, что это стоит делать, Анита.
— Я тоже, но все равно, идите, ребята.
Она покачала головой и жестом поманила своих подчинённых за собой из комнаты. Перед тем, как закрыть дверь, она обернулась.
— Мы будем прямо за дверью. Кричи, если мы будем нужны.
Я кивнула:
— Обещаю, крикну.
Она посмотрела на меня взглядом, в котором ясно читалось полное неверие в мои слова, но она вышла и закрыла дверь.
— Джейсон, выйди, — приказал Ричард.
— Ричард, это его комната, — напомнила я.
— Он этого слушать не будет.
Джейсон слез с кровати, медленно, будто ему все ещё было больно.
— Если я выйду, а ты её тронешь, ни ты себе не простишь, ни я.
Ричард посмотрел на высокого человеко-волка, какой-то миг они просто смотрели друг на друга, и вроде бы остались довольны тем, что в лицах друг друга увидели.
— Ты прав, — сказал Ричард. — Я её не трону.
— А Натэниел? — спросил Джейсон.
Ричард глянул мимо него туда, где, высокий и тёмный, стоял Натэниел.
— Ему тоже придётся уйти.
— Только Анита может мне велеть уйти, — ответил Натэниел.
Ричард посмотрел на меня, потом опустил глаза:
— У меня к тебе две просьбы: какая-нибудь одежда для тебя, и чтобы все ушли. Пожалуйста.
Насчёт одежды было трудно, потому что я все ещё была измазана густой жидкостью. И те немногие вещи, что у меня были, я пачкать не хотела. Халат бы хорошо было, но в этой комнате у меня халата не было.
Слишком долго я думала, наверное, для теперешнего нетерпения Ричарда, потому что он сказал: