— Воистину, мне было отказано Джоном Мэтью в вечер его превращения, после того как я благополучно провела его через изменение. И когда я отправляюсь кормить Братьев, то всегда остаюсь нетронутой.
— Прости… — Она не ослышалась? — Ты хочешь заняться сексом. С одним из них.
Тон Лейлы стал проницательным.
— Конечно ты, как и все мои сестры понимаешь, что такое быть ничем, кроме потенциала.
Хм… значит, она неверно истолковала развитие событий.
— Со всем должным уважением я не могу понять, почему ты хотела бы… этого… с одним из тех мужчин.
— А почему бы и нет? Братья и те трое молодых мужчин, красивые, мужественные существа. И с Праймэлом, оставившим нас всех не обслуженными… — Лейла покачала головой. — Для того кто хорошо обучен, по описанию и прочитанному про этот акт… я бы хотела испытать его на себе. Хотя бы раз.
— По правде говоря, у меня не возникает к этому не малейшего желания. Никогда такого не было, и не думаю, что когда-нибудь настанет. Уж лучше я буду сражаться.
— Что ж я тебе завидую.
— А?
Глаза Лейлы казались древними.
— Намного проще быть незаинтересованной, чем невостребованной. Первое является облегчением. Второе — непосильной ношей.
Когда появилась Но’Уан с подносом фруктов и свежевыжатым соком, Пэйн сказала:
— Но’Уан, ты не присоединишься к нам?
Лейла улыбнулась девушке.
— Правда. Прошу, присоединяйся.
Покачав головой и поклонившись, Но’Уан просто оставила поднос с их трапезой, так старательно ей приготовленной и прихрамывая удалилась восвояси через сводчатый проход из купален.
Взгляд Пэйн оставался хмурым, когда она и Избранная Лейла погрузились в молчание. Размышляя над сказанным, было трудно понять, как у них могли быть настолько противоположные мнения — и оба правильные.
Ради Лейлы, Пэйн надеялась, что была неправа; каким же разочарованием должно быть тосковать, по чему-то, что было столь далеким, гораздо меньше, чем само ожидание этого.
— Женщина… — Тихий, отдающийся эхом голос Омеги распространялся дальше, чем могло уместить в себе помещение; это слово заполнило каждый уголок комнаты из гладкого камня, его личных покоев.
Лэш прилагал все усилия, на создание равнодушного вида, привалившись к одной из черных стен.
— Она нужна мне в качестве источника крови.
— В самом деле?
— Биология, что тут скажешь.
В своем белом одеянии, скрывающем внушительную фигуру, Омега повернулся в пространстве. С капюшоном на голове, и со скрещенными на груди руками, скрытыми развевающимися рукавами, он походил на епископа, играющего в шахматы.
За исключением того, что королем, конечно же был он сам.
Территория зла была размером с бальный зал, декорированная соответствующим образом, с большим количеством черных канделябров и колонн, умещающих на себе множество черных свечей. Однако это место не нельзя было назвать застывшим. Во-первых, на фитилях горело красное пламя. А в довершении всего, стены, пол и потолок были выполнены из самого необычного мрамора, который когда-либо доводилось видеть Лэшу. В одном углу он был черным, в другом — кроваво-красным металликом, и учитывая, что источник света постоянно мерцал, оба цвета сливались вокруг вас.
Не трудно было догадаться о причине такого декора. Гардероб Омеги, ограниченный белоснежными одеяниями, был главным средоточием внимания, единственным выделяющимся пятном. Остальное было лишь показуха.
Только так он и выделялся в своем мире.
— И она стала бы твоей парой, сын мой? — спросил Омега, пересекая комнату.
— Нет, — солгал Лэш. — Всего лишь источником крови.
Не следует давать Омеге информации больше, чем нужно. Лэшу было прекрасно известно, насколько его отец мог быть непостоянен, поэтому оставить его без подробностей было немаловажно.
— Разве я не достаточно даю тебе силы?
— Это моя вампирская сущность, ничего не поделаешь.
Омега повернулся, оказавшись лицом к лицу с Лэшем. После паузы, он прошептал искаженным голосом:
— В самом деле. Я нахожу это правдоподобным.
— Я приведу ее к тебе, — сказал Лэш, отлепляясь от стены. — В дом. Сегодня вечером. Ты обратишь ее, и я получу то, что мне нужно.
— И я не могу обеспечить тебя этим?
— Ты и обеспечишь. Завербовав ее, чтобы у меня был необходимый источник крови, подпитывающий мои силы.
— Итак, ты утверждаешь, что слабеешь?
Черт возьми, как будто и так было не видно. Омега мог ощущать это, и, конечно же это было для него очевидно уже в течение какого-то времени.
Когда Лэш не произнес ни слова, Омега подошел к нему вплотную, глядя глаза в глаза.
— Я никогда не вербовал женщин.
— Она не будет входить в Общество Лессенинг. Она будет принадлежать только мне.
— Только тебе.
— Нет причин использовать ее для борьбы.
— И эта женщина. Ты уже выбрал ее.
— Да. — Лэш рассмеялся, подумав о Хекс и том ущербе, на который она способна. — Уверен, она тебе понравится.
— Ты слишком уверен.
— У меня прекрасный вкус.
Красные огоньки пламени на фитилях затрепетали, словно налетел ветерок.
Внезапно капюшон Омеги откинулся, открывая темное, прозрачное лицо, угольно-черного цвета как плоть и кровь Лэша.
— Возвращайся туда, откуда пришел, — произнес Омега, подняв свою темную, клубящуюся руку. Проведя ею по щеке Лэша, зло отвернулось. — Возвращайся, откуда пришел.
— Увидимся с наступлением темноты, — сказал Лэш. — В доме.
— С наступлением. Темноты.
— Хочешь, чтобы это произошло позже? Как насчет, скажем, в час? Тогда и увидимся.
— Конечно же, ты увидишь меня.
— Спасибо, Отец.
Когда Омега проплыл вдоль пола, капюшон вернулся на место с помощью его силы мысли и одновременно с этим, напротив, открылась панель. Мгновение спустя, Лэш остался один.
Глубоко вздохнув, он потер свое лицо и оглянулся на красные огоньки пламени и эффектные стены. Место было похоже на, своего рода, чрево.
Усилием воли Лэш перенес себя из Дхунда назад в фермерский дом, используемый в качестве базы. Очнувшись в своей материальной форме, ему стал противен тот факт, что он растянулся на диване, цвета гребаных осенних листьев. И Господи, ворс обивки походил на собачью шерсть… и вонял соответствующе.
Перед тем, как этот четырехпалый засранец вывалялся во влажной золе.