– Бесспорно. И ваша ирония, безусловно, оправданна. Однако давайте начистоту, гражданин граф. Республика сейчас оказалась между двух огней и вести войну на два фронта неспособна.
«Вот уж точно – бесспорно, – согласился Рамман. – Хорошо хоть ты это понимаешь».
– Цена же договора с Синтафом – ваша голова. Однако… Вы были хорошим графом, народ вас любит. И выдавать вас на расправу эсмондам – не только преступно, но и неразумно. Впрочем, Комитет пойдет на это, если вы, гражданин, не подчинитесь воле народа и не присягнете Республике. Я не требую немедленного ответа. В вашем распоряжении, по меньшей мере, сутки на размышление. Завтра после полудня посланник Хереварда прибудет вновь. К тому времени Комитет должен будет что-то ему предъявить: или пленного заговорщика и мятежника, или… лидера, облеченного доверием народа и Республики.
Скорое появление Хереварда Рамман предвидел и даже ожидал, но не так быстро. Значит, его опасения подтвердились, и нынешний бунт все-таки спровоцирован эсмондами.
«Да чушь это собачья! Не нужно себя уговаривать. Эск по праву делит «славу» разжигателя янамарского мятежа с Оро. Вот уж воистину одного гнезда птенчики! – злился Никэйн. – Вот бы номер вышел, узнай все, кто кому тут доводится папашей».
– Видимо, я зря иронизировал относительно ваших знаний, гос… гражданин Камилен. И с одной стороны, меня, конечно, сильно утешает мысль, будто я любим янамарцами настолько, что они предоставили мне самолично выбрать свою судьбу. А с другой… Задумывались ли вы, граждане комитетчики, – он специально обратился сразу ко всем, чтобы никто не обольщался, что вся ответственность возляжет на одного лишь Камилена, – над вопросом боеспособности княжества Файрист? Или вы считаете, будто князь Эск так просто отдаст лучшие земли врагу?
– Кровавый тиран, безусловно, не пожелает выпустить из своих когтей нашу несчастную землю, – Председатель усмехнулся понимающе. – Однако сейчас, когда на границе стоит армия Синтафа, Эску будет некоторым образом не до нас. В конце концов он не вечен, да и Херевард, к слову, тоже. Вполне возможно, что эти два паука сожрут, наконец-то, друг друга. Это и есть самое горячее желание народа. А без народа, гражданин Никэйн, обороноспособность превращается в пустой звук. Кстати говоря, в глазах князя Файриста вы – уже предатель.
Определенная доля разумности в его речах имелась. За последние годы крохи сыновней привязанности к Аластару благополучно испарились, и взаимное пожирание Эска и Оро виделось Рамману лучшим решением всех проблем. Все так, но Идгарда… Идгарда он любил, а тот любил Аластара. И этот замкнутый круг разомкнуть было сложно, почти невозможно.
– Открою вам страшную тайну, гражданин Камилен. Главное – самому знать, что предательства не было. Я тоже убежден, что многие деяния его высочества не украсят страницы истории, и я последние двадцать лет делал все, дабы защитить интересы янамарцев. И… мне нужны сутки на раздумье. Нет, не нужно усмехаться, граждане комитетчики. Я буду думать о том, как спасти всех нас от гнева Аластара Эска и не дать сожрать Янамари Хереварду Оро.
– Прекрасно. Только учтите в ваших размышлениях, что добровольно обратно под руку Кровавого Сыча Янамари не пойдет. Всех он не перестреляет. Гражданка Бино позаботится о вашем удобстве. Полагаю, вы желаете переодеться? Кадфы, может быть?
Не в правилах заключенных отказываться от малейшего послабления.
– Переодеться и кадфы, и если это возможно – газету, – согласился Рамман.
– По счастливому совпадению, гражданин, я захватил с собою свежий выпуск республиканской газеты. Пожалуйста. Теперь позвольте нам откланяться. До завтра, гражданин граф.
И, как это всегда бывает с жаждущими новостей, утоление потребности не принесло ничего, кроме новых душевных страданий. На первой странице газеты свежей, еще пахнущей олифой краской была напечатана прокламация о провозглашении Янамари республикой и о согласии гражданина Никэйна возглавить оную.
Оставалось лишь топать ногами и колотить кулаками в стены, чего Рамман делать не стал в силу воспитания. Но очень хотелось. Хитрые комитетчики его обставили, как уличные мошенники деревенского мальчишку. И пока граф Янамарский общался с пауками в кладовке, ушлые бунтовщики придумали безошибочный ход. И вопрос совсем не в том, поверит или не поверит Аластар в предательство. Эск поступит так, как сочтет выгодным и правильным. Вариантов превеликое множество. Задавшись целью просчитать, какой выбор сделает князь Файриста, Рамман рисковал впустую потратить отпущенные ему на раздумье сутки. Зная же характер и наклонности человека, от чьих чресл он рожден, граф Янамари полагал, что тот не станет в открытую губить первенца Джоны. Чадолюбивая шуриа ему этого никогда не простит. А вот замешкаться, задержаться и предоставить Хереварду Оро совершить жертвоприношение – совсем другой разговор. Потом уже можно и кроваво мстить убийце единственного верного соратника, и проклинать вероломство эсмондов.
Рамман Никэйн как невинная жертва – просто идеальный выход для Аластара. Вот только сам граф не желал быть беззащитной животиной для заклания.
«Если помирать, то так, чтобы все успели пожалеть, что связались с опасным зверем», – говаривал Бранд. Десятилетнему мальчику невдомек было, к чему отец ведет, но запомнилось крепко, навсегда.
«Сейчас бы еще посоветоваться с ним. Вместе уж точно придумали бы, как извернуться, – подумалось Рамману. – Или вот хотя бы Дух Янамари надоумил». И в кои-то веки пришло сожаление о том, что не шуриа он.
Впрочем, граф сильно сомневался, что его мать так уж часто бросается за помощью и советом к духам природным и призракам мертвых. Все же живому человеку, как говорится, и карты в руки.
В двери узилища, прежде чем отодвинуть засов, осторожно постучали. Раньше такого не было, раньше гражданка Бино входила без предупреждения. На этот раз она принесла чистую рубашку и поднос с кадфой.
– Не побрезгуйте, милорд… тьфу ты, гражданин Никэйн. Сказано вам передать и спросить, может, чего еще надобно.
«Мыло и веревку», – мрачно пошутил сам с собой тот.
– Спасибо, гражданка, – и, подумав мгновение, добавил: – А как вас зовут?
– Майрра, вдова Бино, ваша… гражданин. Синичанские мы были.
– О! Синицы! Я помню, была такая деревушка. Ее сожгли.
Не везло им с хранителями колодца катастрофически, один по глупости и злобе осквернить умудрился, второй оказался горьким пьяницей, третий – мошенником. Все приметы указывали на печальную судьбу поселения. Так оно и вышло.
– Точно так, ваша милость, – женщина вздохнула, позабыв про «гражданина». – Дотла спалили. Сперва синтафцы, когда наступали, а потом, только-только как отстроились мы, так амалерский полк через нас прошел… – Майрра безнадежно взмахнула свежей графской рубашкой, тоскливо, по-бабьи, охнула, а потом нахмурилась: – Так что судите сами, ваша милость, нам что тивы, что не тивы – все едино. Как последнее отбирать, девок портить да халупы жечь, так все они одинаковые.