Арабелла догнала Эмму у самых дверей и вошла за ней в ее комнату.
И что же теперь? Как подобрать нужные слова?
Эмма с удрученным видом присела на краешек кровати – и на тумбочке, стоявшей рядом, Арабелла не могла не заметить большую цветную фотографию в рамке, на которой была изображена весело смеющаяся женщина, и ее сходство с Эммой было очевидным, но не это сходство так поразило Арабеллу.
Эмму обеспокоило молчание Арабеллы – подняв голову, она проследила за направлением ее взгляда и взяла фотографию, с нежностью проведя пальцем по лицу женщины.
– Это моя мама, – с гордостью объяснила она Арабелле. – Но она живет в Америке, и я редко с ней вижусь, – тоскливо прибавила девочка.
Эмма при первой же встрече показалась Арабелле удивительно привлекательной – но если Эмма еще не расцвела полностью, то эта женщина была ошеломляюще, поразительно красива. Огромные фиалковые глаза, занимавшие половину лица, безупречные черты – она была воплощением совершенства.
Арабелла мгновенно узнала ее.
То, кем оказалась мать Эммы, многое объясняло Теперь-то Арабелла поняла, почему Роберт Мерлин так ревностно оберегал свое уединение и зачем все эти собаки и ворота, запиравшиеся на ночь!
И еще она поняла, почему при первой же встрече его лицо показалось ей таким знакомым – если не считать сходства с Палфри. Она видела его прежде. Это было лет семь или, скорее, шесть назад. С тех пор он отпустил длинные волосы, и годы придали его лицу некоторую жесткость. И все же она узнала его.
– Господи, Арабелла! Что ты сделала со своими волосами?
Арабелла оторвала взгляд от рукописи, которую читала у себя за столом, и печально улыбнулась брату.
– А как ты думаешь, что я с ними сделала? – с иронией в голосе переспросила она.
Стивен вошел в кабинет и присел на краешек стола. Взглянув на нее, он озадаченно склонил голову набок.
– Должен сказать, тебе так лучше, – наконец одобрительно кивнул он.
Арабелла снова улыбнулась.
– В твоих устах это самый настоящий комплимент.
Так оно и было, хотя ее не очень волновало, что скажет отец или Стивен. Она посетила парикмахерскую, и там ей коротко подстригли волосы, почти под мальчика. Почти – потому что мастер оставил несколько тонких завитков у шеи и на висках. А рыжий цвет ее волос приобрел теперь насыщенный оттенок блестящей меди.
Арабелла была поражена тем, насколько новый стиль изменил ее – глаза казались огромными и словно гипнотическими, а эти легкие пряди на висках подчеркивали безупречные линии скул и подбородка До вчерашнего вечера она и не осознавала, что у нее есть скулы!
Арабелле понравилось то, что она увидела, когда мастер закончил делать ей прическу феном и она посмотрелась в зеркало. Разница была невероятной: буйство непослушных рыжих волос заменили мягкие локоны медного цвета. В душе она осталась очень довольна этой переменой, у нее даже появилась уверенность в себе.
Стивен заговорщически улыбнулся ей и спросил:
– Так кто он, сестренка?
Она невозмутимо взглянула на него в ответ.
– Кто – он?
Брат усмехнулся.
– Да ладно, Арабелла, не прикидывайся. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. На прошлой неделе ты сменила очки на контактные линзы и вместо своих деловых костюмов начала носить более женственную, но и более дорогую одежду, – добавил он, заметив, что она хочет возразить. Арабелле не понравилось то, как он отозвался об ее обтягивающих черных брюках и серой шелковой блузке.
Стивен, конечно, не мог этого знать, но под брюками и блузкой было белье с черной кружевной отделкой – такого она никогда еще не покупала. Удивительно, но она и не знала раньше, как шелковое белье, которого не видит никто, кроме нее самой, заставляет чувствовать себя такой женственной – вне зависимости от того, что еще на ней надето.
Стивен сказал – на прошлой неделе. Неужели с тех пор, как она так внезапно покинула дом Мерлина, прошла только неделя? Ей казалось, что это случилось гораздо раньше.
Тем вечером Арабелла сбивчиво сказала Эмме несколько примирительных слов, после чего, едва не спотыкаясь, отправилась в свою комнату. Правда, она забыла взять ночную рубашку, но это не имело никакого значения – она не забралась под одеяло, а лишь без сна лежала на заправленной постели. Фотография в комнате у Эммы, женщина, которую так легко узнать, – эта прекрасная женщина была женой Мерлина...
От того, что она узнала, у Арабеллы кружилась голова. У Роберта Мерлина была красивая, ни с кем не сравнимая жена. Боже, кто бы мог подумать, что именно она была его женой? Это невероятно, просто невероятно; и собственные чувства казались Арабелле все более нелепыми. Кто знает, почему Роберт решил поцеловать ее, – но уж точно не потому, что считал ее привлекательной. Да и как он мог, если был женат на такой необыкновенной красавице, которую так любил?
В таких обстоятельствах его горькие чувства по отношению к женщинам были оправданны. Мать Эммы причинила ему ужасную боль – и сейчас он уединился здесь, в Англии, в надежде, что раны постепенно затянутся.
И теперь Арабелла понимала, что не имеет никакого смысла снова обсуждать экранизацию книг в Голливуде: Роберт никогда на это не согласится. Она только зря потратила бы время.
Где-то под утро Арабелла, измученная всеми этими размышлениями, забылась глубоким сном.
Когда она проснулась, шел десятый час, и ее приготовления к отъезду были торопливыми и беспорядочными.
В кухне она встретила только Стеллу, которая сказала, что Роберт повез Эмму в школу, но скоро вернется. Арабелла же, чувствуя небывалое облегчение, сбивчиво объяснила Стелле, что должна немедленно возвращаться в Лондон.
Бедная женщина была очень озадачена, когда Арабелла отказалась даже от чашки кофе, торопливо набросав Роберту Мерлину записку с благодарностью и уверением, что издательство «Атертон» войдет с ним в контакт в ближайшем будущем.
Май и Маргаритка сидели на подъездной дорожке рядом с машиной, но удостоили ее лишь беглым взглядом – казалось, они признали, что если хозяин позволил ей войти, то теперь он дозволяет ей уехать. Если бы только они знали, что хозяину было совершенно все равно, останется она или уедет!
И Арабелла уехала – так быстро, будто ее преследовали злые духи.
В какой-то степени так оно и было. Да, она носила очки, да, у нее были непослушные волосы. И Роберт Мерлин не мог считать ее никем другим, кроме как непрошеным нарушителем спокойствия.
Все это было правдой, и в последнем пункте она ничего не могла изменить. Но в остальных – могла!
И в последующую неделю, как точно подметил Стивен, этим она и занималась. Она не стала восхитительно красивой, да и никогда не станет – но, как уже заметил брат, перемены во внешности пошли ей на пользу.