Он был прав. Брин прекрасно понимала это. Но ей куда легче было сердиться на здорового и высокомерного Алехандро, чем на навсегда ушедшую Джоанну, храбрую, независимую, почти сестру.
— Я не намерен больше обсуждать с вами эту тему, Брин, — сказал Алехандро. — Прошлое — в прошлом. Джоанны больше нет. И разговоры о том, что случилось семь лет назад, бессмысленны. Держите свои мысли на этот счет при себе… Я уверен, что у вас есть еще много не менее приятных суждений обо мне, — добавил он иронично. — Но не надо думать плохо о Джоанне.
Он немного успокоился.
— Она была свободолюбивым, сложившимся человеком. Когда мы встретились, Джоанна была женщиной, которая понимала свою душу и тело, и такой она осталась в моей памяти. Единственно, что сейчас важно, — это Майкл. Он — самое главное в жизни, — отрывисто заключил Алехандро.
— С этим я согласна, — сказала Брин очень тихо.
— Неужели? — Алехандро произнес это так, словно сказанное Брин его невероятно удивило.
Подняв голову, Брин посмотрела ему в лицо. В глазах Алехандро было изумление.
— Да, согласна, — подтвердила она печально. — И впредь постараюсь не быть такой… лицемерной ханжой, — добавила она.
Алехандро изучающе смотрел на нее из-под полуприкрытых век, размышляя над тем, что Брин имела в виду, произнося последнюю фразу. Хотела ли она дать понять ему, что больше не допустит возможности заняться с ней любовью?
Он понимал, что это было бы разумным, правильным. Но благоразумие — это было совсем не то чувство, которое вызывала в нем эта женщина.
Алехандро очень хотел ее прошлым вечером, ощутил ее ответный трепет и сейчас, когда коснулся ее несколько минут назад и понял, что не может гарантировать того, что при определенных обстоятельствах ситуация не повторится…
— Вы правда постараетесь, Брин? — слегка поддел ее Алехандро.
Она сжала губы.
— Да.
— Тогда и я постараюсь тоже, — пробормотал он, — хотя это не совсем подходящая комната для обещания такого рода. — Он с усмешкой огляделся вокруг.
Алехандро вдруг представил себе обнаженную Брин, лежащую с ним на этой его кровати. Стройные ноги Брин, покрытые золотистым загаром, переплетены с его ногами. Каскад огненного шелка ее волос на его груди… Эти мысли явно шли вразрез с только что данным обещанием.
— Я вернусь к Майклу и посижу с ним. — Брин резко отпрянула от него.
— Брин… — Алехандро удержал ее за руку.
Она подняла на него глаза. Он смотрел на ее прекрасное, немного бледное лицо, в темно-синие настороженные глаза, и его снова затопило желание целовать ее, касаться, ласкать. Но вместо этого он хрипло произнес:
— Мне снова надо уехать сегодня вечером на ужин. Но перед отъездом я поговорю с Майклом.
Нетрудно было догадаться, с кем ужинает этим вечером Алехандро.
— Уверена, что Майклу этого бы хотелось, — тихо произнесла она.
— А вы, Брин? — чуть осипшим голосом спросил Алехандро. — Чего бы хотелось вам?
Ей бы хотелось, чтобы он не поехал к Антонии Рейг, а остался с ней этим вечером. Они бы говорили, смеялись, а потом медленно, не торопясь, любили бы друг друга.
Безумие какое-то!
Брин вскинула подбородок. Она должна справиться с этими чувствами и будет что есть сил бороться с ними.
— Пока Майкл спит, я хотела бы быстро принять ванну перед ужином, — ушла она от ответа.
Представив себе обнаженную Брин, ее длинные загорелые ноги, волосы, небрежно заколотые на макушке, когда она расслабленно лежит в джакузи, Алехандро почувствовал, что теряет остатки самообладания.
Он почти оттолкнул Брин от себя. Выражение его лица стало жестким и отчужденным.
— Идите и примите ванну, если хотите, — сипло произнес он, стремясь поскорее изгнать ее образ из своих мыслей, — а я пока побуду с Майклом.
Брин лукаво посмотрела на него:
— Все-таки решили называть его Майклом?
— Пока да. — Алехандро пожал широкими плечами. — Возможно, в своем желании превратить его в испанца я слишком тороплюсь.
Брин грустно улыбнулась.
— Мне кажется, это разумное решение.
— Разумное, Брин? — Алехандро усмехнулся. — Разве, по-вашему, я способен на разумные поступки?
И не только на разумные поступки. В душе Брин давно признала, что он способен на глубокие чувства, что он порядочен и честен.
Алехандро оставался в неведении относительно существования Майкла целых шесть лет. Но, увидев в газетах сообщение о гибели Джоанны и даже предположив, что ее сын может быть и его ребенком, он мог бы просто проигнорировать этот факт. Алехандро же немедленно заявил свои права на Майкла, боролся в суде за официальное признание его отцом. И несмотря ни на что, он сохранил уважение к Джоанне и даже оправдывал ее поступок.
Брин должна была признать, что Алехандро Сантьяго оказался благородным человеком.
— Я уверена, вам абсолютно неважно, что я думаю о вас, Алехандро, — сказала Брин с улыбкой.
Неважно? Алехандро изумился. Прошлой ночью он едва не занялся любовью с этой женщиной, и, скорее всего, они бы стали близки, не помешай им так неожиданно появившаяся Антония. Интересно, как бы Брин вела себя сегодня по отношению к нему, случись это?
Внезапно Алехандро почувствовал, что им невозможно больше оставаться наедине в этой комнате.
Он холодно улыбнулся.
— Да, неважно, — согласился он. — Идите и принимайте вашу ванну, — коротко добавил он, прежде чем отвернуться. С напряженной спиной, прижатыми к бокам руками Алехандро отошел к окну и смотрел в него, пока не услышал, как за Брин закрылась дверь. Тогда он судорожно вздохнул, снимая напряжение с плеч, и медленно разжал стиснутые кулаки.
Этот откровенный разговор с Брин был необходимым, возможно, даже немного запоздалым. И хотя она, скорее всего, не сравнила бы того, что было между ним и Джоанной, с тем, что произошло между ними прошлым вечером, он должен был ей все это сказать. Получилось не слишком деликатно, конечно, но теперь Брин поняла, что желание может быть не менее сильным чувством, чем любовь, как о ней говорят.
Именно, как говорят, потому что Алехандро никогда не любил ни одну женщину. Ни Джоанну, ни Франческу. Ни одну из тех женщин, имена и лица которых он давно забыл и с которыми у него были лишь мимолетные, ни к чему не обязывающие связи.
Брин он тоже не любил, но ее волосы цвета пламени, ее искренние темно-синие глаза, ее восхитительное тело мучили и искушали его. И этому искушению было все труднее сопротивляться.
Брин пробудилась, почувствовав, что кто-то поднимает ее, одной рукой поддерживая за плечи, другой — под колени. С трудом открыв глаза, она совсем близко увидела лицо Алехандро. И руки, державшие ее, были, естественно, его руками.