Не теряя времени, начальник тюрьмы поднялся обратно на второй этаж и махнул рукой, чтобы охрана отодвинула щит, закрывающий вход в отделение.
— Рядом, — небрежно бросил он помощнику, как собаке.
Тот задышал ртом от унижения, утешая себя мыслью, что надзиратели этого не слышали, и не сразу сообразил, что глаза не слезятся от вони и чихать не тянет. На этот раз даже его малого умишка хватило, чтобы понять — с магией что-то неладно. Во всяком случае, здесь, в коридоре, ведущем к камере южного колдуна, она действовала. Тюремщик засопел сильнее, но сказать ничего не посмел.
— Открой, — кивнул Кааренбейм на дверь и сунул ему ключи. — Иди первый.
Чувствуя неприятное томление в животе, помощник переступил порог. Начальник тюрьмы шагнул следом за ним. Густые клубы отвратительного дыма по-прежнему наполняли комнату, но почему-то не мешали видеть, словно дым был желто-зеленым и прозрачным одновременно — или он одновременно был и его не было.
Койка Бенги была пуста. Скрюченное судорогой тело старого мага исчезло, словно превратилось в этот самый магический дым.
— Вместе с кандалами? — подумал вслух Кааренбейм.
Он отодвинул помощника, подошел, склонился над койкой.
— Возьми.
Надзиратель не сразу понял, на что показывает начальник. Приглядевшись, он заметил на койке небольшую куколку из соломы, что-то вроде игрушки, какие делают бедняки своим детям. Грубое подобие человеческой фигуры, ни одежды, ни лица.
— Бери, я сказал!
Окрик начальника тюрьмы хлестнул, как плетью. Тюремщик схватил соломенную куклу и тотчас выронил с воплем:
— Ааа! Она меня цапнула! За ладонь меня укусила, мерзавка!
— Хорошо, — кивнул сударь Кааренбейм, не удостаивая помощника взглядом.
Он нагнулся и поднял куклу с пола. Как видно, она была сделана из прелой соломы, которой был набит тюфяк, потому что в руках у Кааренбейма мгновенно распалась. Гнилая солома просыпалась на пол, а на ладони начальника тюрьмы остался серый камушек — обыкновенная морская галька. На вид ничего особенного в нем не было, и слабенькое магическое чутье Кааренбейма тоже молчало.
— Хорошо… — тоскливо повторил вслух начальник тюрьмы.
Ничегошеньки в этом всем не было хорошего.
Надзиратель с ужасом смотрел на распухающую руку.
— Пошли, пошли отсюда, — вдруг заторопил его Кааренбейм. — Лекарю пойди покажись.
— Думаете, поможет? — прохныкал помощник, спеша за ним по коридору.
— Нет, — отрезал начальник тюрьмы.
* * *
Йемителми отправил за Кранджем троих почтальонов и мага-нюхача, на всякий случай выдав им карандашные портреты капитана, чтобы опрашивать народ. Затем подумал и отправил еще двоих разыскать того первого, который был послан пригласить капитана на разговор еще утром. Главный почтальон укорял себя за то, что не сделал этого раньше. Впрочем, поутру Крандж не был подозреваемым. А сейчас? Тащил по улице воришку… В обычных обстоятельствах это бы ничего не значило, сейчас могло значить многое.
На поиски мальчишки-вора Йемителми послал пятерых и второго нюхача. Вообще-то это был весь его штат — дюжина, включая его самого. Сейчас, правда, ввиду особых обстоятельств еще десятеро королевских писцов были временно произведены в младшие почтальоны.
Краснорожий от усердия писец сунулся в кабинет Йемителми:
— Там этого привели, сударь…
— Капитана? — встрепенулся почтальон, но писец покачал головой:
— Да нет, забулдыгу какого-то.
Йемителми удивленно поднял бровь и распорядился:
— Сюда его.
Дядюшка Зайн был глубоко несчастен. Видать, чем-то он крепко прогневал Семирукую пряху, и она решила преподать ему урок. Получив кошелек от северянина, он вернулся в кабачок, востребовал четвертую кружку пива, а затем и пятую, и шестую. Вот с шестой-то он окончательно окосел, полез в драку с вешалкой, промахнулся, упал на пол, и был второй раз за день выведен из того же заведения. Душевно страдая, дядюшка решил направиться домой, покорно принять гнев супруги и лечь спать. Но перед собственным домом он встретил сударя Нкуро, которому обычно сбывал устриц.
— Эк тебя угораздило! — удивился Нкуро, который никогда не видел Зайна в таком состоянии. — Да ты разбогател, никак? И где мои устрицы?
— Лодка, — попытался объяснить Зайн. — Н-не… был. Они плавали… Там.
Чем больше Зайн объяснял, тем больше путался, и в конце концов он просто показал сударю Нкуро кошелек. Тот вытаращил глаза при виде таких денег и резонно вопросил:
— Но за что?
— Тайна, — радостно ухмыльнулся дядюшка. — Секрет, поним… маешь?
— Понимаю, — буркнул собеседник.
Сударь Нкуро был членом муниципального совета и присутствовал на собрании в почтовом управлении. Он кликнул возницу, вдвоем они засунули неспособного сопротивляться Зайна в карету и доставили к королевскому почтальону.
По дороге дядюшка протрезвел ровно настолько, чтобы перепугаться до смерти. Однако главный почтальон оказался сударем спокойным и терпеливым.
— Вы, главное, расскажите все, и ничего плохого с вами не будет, — сказал он. — И, кстати, наденьте-ка вот этот медальон.
Заклятие, вложенное в медальон вместе с листочком болтушника, применялось для мягкого допроса свидетелей.
— Но я вроде должен молчать, — из последних сил заупрямился дядюшка Зайн. — А то он меня про… проклянет!
— Ну да? — удивился сударь почтальон. — Он — это кто?
— Маг! — уверенно сказал дядюшка. — А чего он накинулся, а? Я в толк не возьму. Спасибо, тот, второй заступился.
— Какой второй? — сударь почтальон по-прежнему не сердился на Зайна.
— А этот вот! — и дядюшка с размаху ткнул пальцем в карандашный портрет капитана Кранджа у почтальона на столе.
— Ага, — сказал Йемителми сам себе и по-кошачьи прижмурил глаза.
Когда дядюшку Зайна после разговора увели отсыпаться под присмотром пары писцов, главный почтальон был практически уверен в том, что перстень у Кранджа и его сообщника. Поведение их было максимально подозрительным. Непонятно, правда, что им могло понадобиться на Монастырском острове. Зачем они туда ездили?
Йемителми потер лоб. Ответ не складывался. В образовавшейся цепочке не доставало звеньев. Монастырский, Монастырский… Что же там есть, кроме монастыря?
И, собственно, почему «кроме»? Может, именно монастырь и был их целью?
— Я на удивление мало знаю про монахов, — задумчиво пробормотал почтальон. — А почему? Это само по себе интересно.
* * *
Бенга со своими людьми ждал наступления полудня на арендованной вилле. Отсюда, с плато, открывался отличный вид. Золотой остров уступами уходил вниз, пестрые крыши Бедельти напоминали лоскутный коврик, блестела под солнцем лазурная гладь заливов и проливов архипелага, а белые буруны волн, разбивающихся об риф снаружи, четко обрисовывали Охранное кольцо. Змеемаг удалился в смотровую башенку и сделал вид, что погружен в важные раздумья. На самом деле ему просто хотелось побыть одному.