Матвей Толстошеев наконец-то улыбнулся. Для себя он уже все решил.
– Ну, спасибо тебе, Антон Михайлович, что вовремя предупредил.
– Другой на моем месте поступил бы точно так же, – оборвал его Сундуков, – мы в одной связке, и предупредил я тебя не за красивые глаза, а из шкурного интереса. Мне не тебя, мне себя жалко.
– Больше ничего не скажешь?
– Большего и сам не знаю. Чувство у меня нехорошее, сон плохой приснился, будто эта партия – подставка. Номер автомата не бьет. У меня дела, извини, – Сундуков выбрался из машины.
– Что значит, номер автомата не бьет?
– Понимай, как знаешь.
– Зажимаешься…
– Ты мне какую-нибудь гадость для вида в руки дай, будто я за ней к тебе приезжал.
Растерянный Толстошеев забежал в гараж, остановился у стеллажа. Сперва схватил фару, а затем сообразил, что стоит она дороже воздушного фильтра. Сунул картонную коробку под мышку и вернулся к гостю.
– Вот, держи воздушный фильтр.
– Дурак ты, да еще и жадный в придачу, – с улыбкой произнес Сундуков, – воздушный фильтр притащил от «фольксвагена»!
– Какой под руку подвернулся. Ты же не уточнял, что именно?
Сундуков махнул рукой и вышел за ворота.
Сел на переднее сиденье.
– У тебя какая машина? – спросил он у шофера.
– «Опель».
– А у друзей или родственников «фольксвагены» есть?
– У брата.
– Тогда на, держи, подаришь, – Сундуков отдал коробку счастливому водителю. Тот как раз был должен брату бутылку коньяка и теперь мог без ущерба для себя расплатиться подарком хозяина.
Толстошеев был озадачен. Он слишком хорошо знал Сундукова, чтобы не придать значения его предупреждению.
«Э, черт подери, влип! Надо же было мне так подставиться! Мужик вроде хороший, – со злостью подумал он о торговце, блуждая по двору и безо всякого интереса разглядывая иностранные тачки. – Да-да, надо что-то делать и как можно быстрей. Если Сундуков волнуется, то уж мне надо землю под ногами рыть, закапываться так, чтобы даже макушка не торчала!»
Он вытащил из кармана трубку мобильного телефона, повертел ее в руках, несколько раз переложил из правой руки в левую. Закурил. Все движения Толстошеев делал в невероятном замешательстве, словно за ним кто-то гнался и вот-вот должен был настигнуть.
«Ладно, рубить так рубить! Потеряв голову, по волосам не плачут», – философски подумал он, быстро набрав известный ему номер. Тут же, прижав трубку к уху, облокотился на кабину побитого джипа, стоявшего на .колодках.
– Данила, ты?
– Я, а то кто же, Матвей? – услышал он знакомый с хрипотцой голос одного из своих верных людей.
– Давай-ка быстро ко мне. И не копошись, как баба, а бегом. Одна нога там, другая здесь!
– Горит что-нибудь? – мрачно спросил в трубку Данилов.
– Горит, горит! Как бы волосы на яйцах не обгорели!
– На чьих, Матвей, на твоих или на моих?
– На наших, Данила.
Даниле понадобилось всего лишь полчаса, чтобы оказаться на территории автосервиса. Это был высокий, крепко сбитый мужчина в джинсовой куртке и в серой майке.
На лице у него темнели дорогие очки. Щеки небритые, но щетина ровная, ухоженная. В общем, Данила имел весьма респектабельный вид. На ногах поскрипывали новой кожей дорогие кроссовки, да и приехал он не лишь бы на какой машине, а на новенькой двухместной «тойоте». Он бросил свою тачку, даже не закрыв ее. Здесь, в автосервисе, не только дверь его машины открыть, но и облокотиться на нее никому не придет в голову.
Поигрывая ключами, пружинистой походкой, быстро и решительно петляя между машинами, он прошел к гаражам.
– Матвея видел кто-нибудь? – обратился он к двум слесарям, которые возились с глушителем.
– Босс у себя, – сказал слесарь, обивая гаечным ключом ржавчину.
Матвей Иосифович услышал, как поднимается по ступенькам его гость.
Увидел вначале голову в темных очках, затем фигуру Данилы до половины. Он сразу же прижал указательный палец к губам, через стеклянную дверь показывая гостю, чтобы тот даже не задавал лишних вопросов.
– Здорово, Данила-мастер!
– Пока здоров, – ответил Данила, фамилия которого была Утюгов, а кличка – Утюг.
К своим делишкам Толстошеев привлекал Данилу довольно часто, щедро расплачиваясь за услуги. Поэтому, услышав зов, Данила-Утюг прибыл мгновенно.
– Пошли со мной.
Данила легки сбежал по ступенькам. За ним, немного прихрамывая, двинулся Толстошеев.
– Есть одно дело, – идя в шаге от Утюга, бурчал Толстошеев. – И дело, в общем-то, нехитрое, тебе как раз по плечу. Только надо, Данила, чтобы ты все в одиночку обтяпал.
– Сколько стоить будет?
– Не бойся, разве Толстошеев тебя хоть раз обидел, хоть раз подвел?
– Было дело как-то… – ехидно заметил Утюг, поднимая темные очки и глядя немигающим взглядом в лицо Толстошеева.
– Что было, то прошло, быльем поросло. Я стараюсь тебя не подводить, ты у меня в любимчиках ходишь.
– Матвей, не надо сопли разводить, говори, зачем позвал. Если смогу – выручу.
– А если не сможешь? – задал вопрос Толстошеев. Данила развел руками.
– Сможешь, сможешь, заплачу хорошо.
– Тогда говори.
Они пришли к тому же «опелю», где час назад Толстошеев принимал Сундукова. Забрались в салон. Слесари, наблюдавшие эту сцену, переглянулись:
– Что-то наш хозяин этот сраный «опель» никому вдуть не может. Вот, уже и Данилу подключил.
– Утюг продаст, – ответил слесарь с выбитым передним зубом. – Он, если берется, то всегда сделает.
* * *
– Ты к мужику в тир ездил, автомат смотрел? – спросил Толстошеев.
– Ну смотрел, ну и что? Дальше-то что?
– Так вот, Данила, надо этого мужика хлопнуть.
– Зачем? – опять поднял темные очки и немигающим взглядом посмотрел на Толстошеева Данила-Утюг.
– Лучше не спрашивай, надо и все.
– Он у тебя что, любимую бабу увел? – глупо хихикнул Утюг.
– Если бы бабу…
– Сколько платишь?
– Сколько возьмешь?
– Если быстро, то за десять.
– Идет, – бросил Толстошеев, – вот тебе пять, – он вытащил из кармана плаща пачку денег и подал Даниле.
Тот спрятал деньги в карман джинсовой куртки.