– Что именно надо?
– Это отдельный разговор, ты получишь список.
– Когда? – спросил Сундуков.
– Да хоть завтра, он у меня весь вот здесь, – Ибрагим постучал указательным пальцем по лбу.
– Я все понял.
– Деньги, если хочешь, тебе переведут на любой счет в любой банк на Ближний Восток. Можно в Италию, можно в Грецию, а можно в любой офф-шор.
– Приятно слышать. Рассчитываешься чем?
– И этот вопрос решаем, – Ибрагим говорил так, что Сундуков понял, у иорданца уже все расписано, разложено по полочкам и на все вопросы заготовлены ответы.
– Ты где останавливаешься?
– У меня здесь как-никак жена, я ее не видел больше года.
– Любимая жена?
– У меня нет особо любимых жен, они для меня все любимые.
Сундукову было известно, что лет двенадцать назад Ибрагим Аль Хасан был образцовым студентом в одном из престижных московских вузов. А затем, проучившись четыре года, Ибрагим учебу забросил, ударившись в религию. Он и теперь разъезжал по всему миру в качестве миссионера, переводя деньги, подписывая договора якобы на строительство мечетей, организацию исламских университетов, духовных школ, училищ. В душе при всем при том Ибрагим оставался очень светским человеком, находясь в России, мог пить водку, закусывая ее свининой.
Заказы, которые получал Сундуков от Ибрагима, всегда хорошо оплачивались, денег Ибрагим не жалел. Естественно, деньги у него были не свои, откуда они у Ибрагима – Сундуков догадывался, но никогда не спрашивал. Не его это дело – совать нос в чужие кошельки.
Ибрагим откусывал комиссионные по-божески, так что львиная доля оставалась исполнителям, то есть Сундукову и его людям.
– Тут вот какое дело, – перешел на шепот Ибрагим Аль Хасан, – ты, Сундуков, если захочешь, сможешь провернуть еще одно дело… Как я понимаю, ты собираешься отсюда уезжать? Недаром же ты жалуешься на местный климат, который раньше тебе нравился?
Сундуков сглотнул слюну, удивленный прозорливостью своего собеседника.
Ведь он ему еще ничего не сказал, лишь намекнул, пожаловался, а иорданец уже догадался. И вполне возможно, что Ибрагим знал заранее – предложи он Сундукову много денег, и тот согласится покинуть Россию, обрезать все концы.
– Ты рассчитываться будешь со своими людьми в последний раз.
– Предлагаешь их «кинуть»?
– Не люблю я этого слова.
– Всегда следует что-то давать взамен.
– Я дам много денег, но они фальшивые. Их будет очень много и очень хороших.
– Фальшивые деньги хорошими не бывают, – хмыкнул Сундуков.
– Здесь их выявят не скоро. У вас хорошей аппаратуры раз, два и обчелся. Деньги из этой партии даже в Штатах ходили, только очень крупные банки могут их вычислить. Ты рассчитаешься со своими людьми – с поставщиками – фальшивыми долларами, а вот я с тобой – настоящими.
Сундуков к подобному повороту был готов. Он знал, что покровители Ибрагима часто проворачивают подобные финансовые операции в странах, где доллары ходят «наличкой».
– Когда мы снова встретимся? – спросил он, глядя в глаза Ибрагима.
Тот моргнул несколько раз, затем быстро произнес:
– Я найду тебя сам! Ты не волнуйся, а подумай пока вот о чем. Надеюсь, ты слышал о таком изделии, которое у вас, русских, называется «Игла», а у американцев «Стингер»?
– Конечно.
– Так вот, в этой партии обязательно должно быть двадцать таких изделий – Они же стоят бешеные деньги! – произнес Сундуков. – Это не металлолом, а одна из последних разработок!
– Надо достать двадцать таких изделий. Цену можешь заряжать любую, денег не жалей.
– Ты так говоришь, будто тебе без разницы – «Стингер» или «Игла»! – усмехнулся Сундуков. Он понимал, что Ибрагим специалист в вооружении, и для него разница между двумя этими изделиями существенна, если не сказать кардинальная.
– Это мои проблемы.
– Но и мои тоже. Если ты решил закупить «Иглы», значит, собираешься сбагрить их туда, где воюют против людей, вооруженных американским Оружием. А если тебе понадобились «Стингеры», значит, воевать будешь в России. «Стингеры» я достать не могу.
Ибрагим усмехнулся:
– Их достанут в другом месте и другие люди.
– Это я и имел в виду. Мне интересно все-таки, где всплывет проданное мной: если у тех, кто воюет против Запада, то мне уезжать не стоит.
– Не бойся, ваши вертолеты и самолеты летают сейчас над Чечней на такой маленькой высоте, что их можно сбить и «Иглой».
– Видел по телевизору. Конечно, не по нашим новостям, а по западным.
Наши-то все опровергают, говорят, будто съемки делались в прошлую войну. Какая разница, та война или теперешняя, если самолеты сбивали?
– Мы сколько ни пытались, – признался Ибрагим, – так и не сумели перекодировать ваши «Иглы». Себе дороже получается, нет такого хакера, который бы сумел высчитать коды. Кстати, Антон, что там с автоматами с ночным прицелом?
Я их на выставке присмотрел, вещь мне понравилась.
Сундуков замялся. В собственной неудаче ему признаваться не хотелось:
– Да так уж… сложно. Были кое-какие выходы на них, но дело оказалось гнилым, и рисковать я не решился.
– А жаль, – проговорил Ибрагим, – я-то думал, ты более умелый торговец.
Не расстраивайся, – он похлопал русского по плечу, – если такие штучки выпускают, значит, они где-то появятся. Не сегодня, так завтра прикуплю себе партию.
Сундуков ощутил себя так, словно его ткнули мордой об стол.
Профессионалу всегда неприятно слышать о своих промахах, да еще услышать, что в следующий раз обойдутся без него.
– Ибрагим, если тебе очень надо, я достану. Но ты говорил, будто бы это дело десятое. Я особо и не старался, перепоручил посредникам.
– Вот, кстати, – Ибрагим опять положил на колени кейс, вытащил из него маленькую книжечку в обложке из натуральной кожи, на которой золотом было вытеснено короткое арабское слово.
– Триста семьдесят два, – сам себе сказал Ибрагим и принялся перелистывать тонкие страницы. Наконец он добрался до нужного листа и аккуратно выдернул его из книги. Затем сложил вдвое и подал Сундукову.
– Что это, молитва?
– Открой, посмотри.
Сундуков развернул листок и сглотнул слюну. Там оказался набранный в две колонки очень мелким компьютерным шрифтом, немного напоминающим арабскую вязь, пронумерованный список изделий и количество единиц, которые требовались Ибрагиму. С первого взгляда страница почти не отличалась от других. Но стоило присмотреться, и губы начинали шептать слова, абсолютно понятные. Набрано было латинским шрифтом, но по-русски – так, чтобы ни западные таможенники в случае чего, ни русские не смогли прочитать с первого взгляда.