– Привезли… в этом же мешке.
– Понятно, что они не с неба к тебе упали и не сами на кривых ножках притопали.
– Кто прислал?
– Вы его не знаете.
– Не знаем, но ты нам скажешь.
– Нельзя, мне голову открутят!
– Мы тебе ее открутим раньше! А если скажешь, то у тебя появится шанс уцелеть. Короткая спичка, кстати, жизнь означает, – напомнил Комбат, прикуривая от второй спички. Он не стал ее гасить, держал вертикально. Огонь медленно полз по деревянной палочке.
– Ты в армии служил?
– Не пришлось, – словно об упущенной счастливой возможности сказал Толстошеев.
– Спичка, если ее так держать, горит ровно сорок пять секунд. Но в связи с тем, что ты ее обслюнявил, она погорит на пару секунд больше. За это время ты должен решиться, скажешь нам имя человека, который дал фальшивые деньги или нет.
Не отрываясь, Толстошеев смотрел на трепетный огонек, подбирающийся к сильным пальцам Комбата.
– Скажу, – резко выдохнул он, и огонек погас. – Сундуков его фамилия.
– Адрес?
– Не знаю. Я только могу его офис показать.
– Офис нам не нужен. Ты же с ним как-то связывался до этого? Звонил или посыльный от тебя к нему ходил? Твои проблемы, мужик, как его отыскать, но чтоб сегодня ты у него баксы взял. Если же хороших денег у него нет, то и с ним, и с тобой разговор короткий получится. Достанет хорошие деньги, мы подумаем, как убытки возместить. Мишаня, сколько сверху выставить?
– Сто косарей, – тут же среагировал Пору-бов.
Наконец, Толстошеева освободили. Комбат забрал гранату и вставил чеку.
– Мужики, с чего вы взяли, что деньги плохие? – рассматривая купюры, бормотал Матвей.
– Разве с хорошими деньгами я так поступил бы? – ступая по купюрам, говорил Комбат. – Я одному корешу косарь был должен, из твоих отдал, прямо к самолету привез, а во Франкфурте его повинтили в аэропорту, когда в «сдачку» пошел. Мне его баба позвонила, и претензии выставила. Он-то не раскололся, кто ему деньги дал, а она знала. Ты меня в неудобную ситуацию поставил, ты это осознаешь, а, Толстошеев?
Комбат следил, как хозяин автосервиса собирает деньги и разглядывает каждую бумажку.
– Понял… понял, мужики.
В это время один из автослесарей зашел в кабинет. Увидел сломанную дверь в туалет, заглянул: в унитазе торчал хозяйский ботинок. Слесарь выбежал на площадку и закричал:
– Толстошеева не видели?
– В бокс пошел, – крикнул сварщик, опуская на лицо щиток, – с двумя мужиками.
И вот уже в железную дверь подвала стучали:
– Матвей Иосифович! Матвей Иосифович! – неслось из-за двери.
Комбат посмотрел на Толстошеева:
– Чего молчишь? Скажи, чтобы своим делом занимались и не лезли сюда, пока целы.
– Ребята, все в порядке, – на удивление бодро крикнул Матвей.
– Вы уверены, Матвей Иосифович?
– Уверен. Пошли вон!
Рабочие переглянулись и ушли.
– Теперь условия будем диктовать мы. Не хотели по-хорошему, будем работать по-плохому. Мы от тебя ни на шаг не отойдем, пока бабки не получим.
Изделие пока останется у нас. Если ты, Толстошеев, дернешься, мы весь твой автосервис уроем, а тебя из-под земли достанем. И бить будем долго. Если понадобится, то я лично тебе переливание крови сделаю, чтобы ты на пару дней больше пожил.
– Понял, мужики! Порядок, я все понял!
Толстошеев был мужиком тертым, и ему приходилось не один раз попадать во всякие разборки. Но подобного он не мог ожидать. Сундуков, во-первых, никогда его не подводил, а во-вторых, так круто на него еще не наезжали.
«Наверное, у них – „Иглы“ единственный товар. Они на него сделали ставку поэтому и наезжают, как бешеные псы, горло готовы перегрызть. Главное, от них отделаться как можно скорее. На все надо соглашаться», – решил Толстошеев.
– А теперь иди и улыбайся, будто ни хрена не случилось. И не вздумай убегать.
– Еще один совет, – вставил Порубов, – если на помощь позовешь, твои работяги против нас ни хрена сделать не сумеют.
– Я это уже сообразил, – вздохнул Матвей.
– Пакет при себе держи, он нам не нужен. Толстошеев выбрался из подвала – в одном ботинке. Они вышли из бокса через калитку в воротах и двинулись к вагончику. Слесарь, поднявший переполох, недоуменно посматривал на хозяина. Он понимал, произошло что-то неладное, но Матвей Иосифович пока никаких знаков не делал. Слесарь понимал, что против двух мощных мужиков с голыми руками не выйдешь. Компания скрылась в вагончике.
– Ты обулся бы, Матвей, – сказал Комбат, – холодно босому ходить.
Только я твой ботинок из унитаза вытаскивать не стану. Ты туда гадишь, тебе и лазить.
У Толстошеева нашлась запасная пара обуви.
– Деньги в сейф не прячь, с собой повезешь.
– Я еще не знаю, согласится ли он на встречу.
– Это снова твои проблемы, мужик, – подытожил Комбат, – не затем я изделие в Москву пер, чтобы ты со мной фальшивыми баксами рассчитывался.
Дрожащей рукой Матвей поднял телефонную трубку и посмотрел в глаза Комбату.
– Отвернитесь, я при вас номер не наберу. Комбат согласно кивнул, но этот кивок предназначался в первую очередь Мишане. Подобные финты Рублев раскусывал быстро: отвернешься, а Матвей из выдвижного ящика пистолет выхватит.
Рублев взял картонную папку и поставил ее так, чтобы прикрыть телефонный аппарат.
– Мы не видим, набирай.
Одну за другой Матвей утопил кнопки. Комбат тем временем считал щелчки, издаваемые телефонным аппаратом. Номер он запомнил.
– Примите сообщение для абонента четыреста пятнадцать, – волнуясь, произнес Матвей.
– Да, пожалуйста, – послышался воркующий голос женщины-оператора.
– «…Срочно надо встретиться. Приезжай. Матвей».
И номер телефона, и номер абонента Комбат запомнил.
– Сколько ждать? – спросил он, когда Матвей повесил трубку.
– Как когда. Иногда он быстро приезжает. Прождали два часа, Сундуков так и не появился.
– .Его как-нибудь по-другому достать можно? – спросил Комбат.
– Могу на офис позвонить, – и без особого желания Толстошеев позвонил в «Свой круг» секретарше. – Я Антону Михайловичу сообщение на пейджер сбросил, только он что-то не отзывается.
– Его нет в городе, – ответила секретарша, – наверное, выехал из зоны досягаемости.