– Это твоя гроза? – вдруг спросил Ириен, оторвавшись от тарелки.
– Моя, – смутилась Джасс. – Хорошая?
– Отличная. Прямо, как у настоящей ведьмы.
– А я теперь и есть настоящая ведьма, – с едва скрываемой гордостью сказала женщина.
– Поздравляю.
И он порывисто обнял Джасс, стиснув в объятиях с такой силой, что она только охнула. Откуда только силы у него берутся? Губы у Ириена отчаянно кровоточили, окрашивая поцелуй в трагические тона, но целоваться эльф не разучился, это точно. И не важно, что пахло от него отвратительно и грязен был Альс, как распоследняя свинья, руки сами, без участи разума расстегнули и содрали с него перевязь, следом на пол отправилась пропитанная грязью и потом рубашка. Они были живы, оба, и собирались друг другу это доказать немедленно, прямо сейчас. Прямо на лавке.
И доказали.
Она проснулась от звука «тюк-тюк-тюк» где-то за закрытым ставнями окном. Тело сладко ломило, и более всего хотелось поваляться в теплой постели еще немного, потягиваясь и похрустывая всеми косточками. Джасс ожидала, что одежда будет разбросана по всему дому, но, видимо, запамятовала, как оно – жить с эльфом. Ее нижняя рубашка, юбка, кофта и чулки лежали аккуратной стопочкой на кособоком табурете, а под ним стояли башмаки. И наверняка вода для умывания уже давно согрета, и с полки снято чистое полотенце, а пол помыт, равно как и посуда. Если бы женщины знали чуть больше о привычках чистокровных сидхи, верно, они бы целыми отрядами ходили за горы Натай охотиться на остроухих мужей.
Джасс неторопливо оделась, растягивая удовольствие, умылась, причесалась и выглянула за порог. Что ж там за «тюк-тюк» такой?
– Забор покосился, вот-вот завалится, – пояснил Ириен, услыхав, как скрипнула дверь, не оборачиваясь и не прерывая ударов обухом по кольям, загоняя их тем самым глубже в мокрую землю. – Никогда у тебя порядка нет.
– Ты завтракал?
– Нет. Собирай на стол, я скоро. И не стой на холоде, простудишься.
Он был недоволен и даже сварлив, а значит, совершенно здоров и телесно, и душевно. Коса волосок к волоску, чистая рубашка и наброшенный на плечи кожушок. Ну чем не хозяин маленькой фермы где-нибудь в благом и тихом Лаго-Феа?
Было одно удовольствие глядеть, как он ловко отщипывает кусочки от лепешки и быстро опустошает тарелку с кашей, запивая завтрак колодезной водой. И ничуть не портили его жуткая худоба и резкость черт, а старые шрамы, так вообще – добавляли странного, ехидного обаяния. Впрочем, похоже, в целом мире обаятельным Альса считала лишь Джасс, и то не все время подряд, а только когда он вот так вот улыбался самым краешком губ. Наглая, хитрая эльфья рожа.
– Ты знаешь, какой ты красивый? – спросила Джасс.
Подумала вслух.
– Знаю, – усмехнулся Ириен. – А для вчерашнего безумца так просто красавец писаный.
– Не сердись на Мэда. Зато я теперь свободна от проклятья.
– Я не сержусь, но пары зубов это ему будет стоить наверняка, – пообещал ворчливо эльф. – Когда-нибудь.
Она не удержалась, обхватила его плечи руками, прижалась к нему всем телом, просто от желания снова поверить в то, что он не бродит невесть где, одинокий и полубезумный, а вот он, рядом. Живой и сытый. Великие боги, что еще нужно женщине?
– Ирье, мы теперь всегда будем вместе? Всегда-всегда?
– Еще раз я такого кошмара не переживу, – уверенно заявил Ириен. – Сколько бы нам ни было отпущено времени, я больше никуда без тебя не уйду.
– Ведьма и эльф – вот так парочка, – хихикнула Джасс.
– Ничуть не хуже всех остальных парочек. Случаются мужья и жены интереснее нравом и мастью, – назидательно пробубнил он с набитым хлебом ртом.
Вот это уже было новостью, даже для нее.
– И чего – венчаться будем? – полюбопытствовала ведьма.
– А ты собиралась жить со мной во грехе? – вопросом на вопрос ответил эльф, смешно копируя чопорные интонации жрецов.
И у Джасс окончательно отлегло от сердца. Это был тот самый Ириен Альс. Ее Ириен, самый вредный, языкатый и неуживчивый эльф обитаемого мира, матершинник, задира и нахал. Самый нежный, самый заботливый, самый лучший мужчина. Ее мужчина. И плевать, что она – человек и что она умрет гораздо раньше, а перед тем состарится у него на глазах. Плевать на всё и вся. У них есть еще немного времени, у них есть любовь, а значит, оно того стоит. Верно?
Они жили долго и счастливо…
Ириен Альс, эльф. Лето 1701 года
На Выселках завелся упырь. Ну, всякое бывает в пограничье, и упыри, и оборотни, и другая нечисть, охочая до теплой крови. Редкий год без чудищ обходится, если и случится вдруг, что минует напасть, то люди оттого только пуще прежнего пугаются, справедливо считая, что коли сейчас пусто, то завтра станет чересчур густо. Так оно, как правило, и происходит. Год Петуха прошел на диво мирно, и от года Оленя приграничники стали ждать подвоха с удвоенной силой. Он и не разочаровал. Только позабылась болотная кукимора, как на тебе, упыря послали злые боги. Малявка Патулина с ревом примчалась от тетки с хутора, вся перемазанная грязью и кровью, долго икала, пока папаша не пригрозил снять ремень, а потом рассказала, как тетку и ее младшего сына разорвала в клочья «страшенная ужасть» с волчьими клыками, громадными огненными глазами и медвежьими когтями. Родичи и самые смелые сельчане взялись за вилы да рогатины и пошли посмотреть. Так и есть! От Елики и Толо остались только обглоданные косточки. Не успели схоронить хуторян, как «ужасть» загрызла молодую девку прямо в курятнике. От кур даже перышка не оставила, всех сожрала проклятая тварь. Выселковские почесали в маковках, пару дней думу думали и надумали позвать из крепости колдуна-ведуна. Подати они платят исправно и на ведуна тоже, кстати сказать. Сказано – сделано, отправили паренька-полуорка, понадеявшись, что не по годам шустрый малый донесет просьбу до ушей не только колдуна, но и господ из крепости. Может, те пришлют отряд.
Прошло шесть дней. Народ на Выселках сидел по домам, помаленечку молясь всем богам, а упырь в голос выл за околицей, с каждой ночью все громче и громче. Страх один да и только. Однако явился-таки из крепости чародей, и великое сидение кончилось. Будущий спаситель сельчанам не сильно приглянулся. Больно молод и выглядит несолидно, и говорит, как по писаному, да что поделаешь, хоть какой, а чаровник настоящий. С цеховой звездой, серебряным мечом и взаправдашними колдовскими амулетами, все чин по чину. Колдуна звали Шон. Просто Шон, без прозвищ и благородных приставок. Ну, Шон, так Шон, решили местные, накормили, напоили и определили на постой к вдовой Лине. Мужик в доме завсегда пригодится.
Шону пришлось вдоволь набродиться по окрестностям Выселок, диким и неприветливым к чужакам. Приграничье одним словом не опишешь. Но, если возле оплота закона и порядка – Твердыни, как немудрено называлась крепость, земля была более-менее приручена, раскроена на аккуратные лоскутки полей, украшена садами и выглядела вполне цивилизованно, то Выселки жили бок о бок с дремучим лесом, полным не только дикого зверья, но и существ более вредоносных. Лес на две неравные части делила река Танааль, и большая его половина, по ту сторону реки, могучей шкурой Лежала на склонах Ши-о-Натай. Граница с Фэйром проходила по вершинам гор, что мало кто рисковал высаживаться на правом берегу Танааль. Шон тоже не стал этого делать. Побродил туда-сюда, вглядываясь в густую стену зарослей, да и вернулся к своим делам.