– Значит, вашим детям заморочил головы какой-нибудь бродячий проповедник. Есть такие смертелюбивые безумцы, – предположил Ириен.
– Вряд ли. Я думаю, они что-то из книг вычитали. Многие философы задавались вопросами жизни и смерти. Это вообще свойственно людям, – невесело усмехнулся Дугнас. – Живем мы мало и тяжело, а почему, никто понять не может, как ни тщится.
– Какой же ты хочешь помощи от меня? – напрямую спросил эльф.
– Птиер с женой живут в Ритагоне уже два года. Устроились неплохо, своим домом обзавелись. Я ведь уже дедом стал. Маленькому Дугу скоро годик стукнет, – признался ученый, не скрывая гордости. – Хочу Илаке к брату отправить, подальше от старых друзей, от мыслей дурацких. Ритагон город большой, там всяческих красот не счесть, самое лучшее место, чтоб молоденькая барышня и думать забыла о смерти. Разве не так? Ты сам много раз говорил, что Ритагон самый прекрасный город, построенный людьми под двумя лунами. Помоги мне, ради старой дружбы, отвези туда мою дочь.
– Как ты себе это представляешь, Дугнас?
– Очень просто, – заверил тот. – Я дам вам лошадей, запасов в дорогу, денег – все что пожелаешь. Дорогу в Ритагон несколько лет назад отремонтировали, так что до места вы доберетесь самое большее за два шестидневья.
Сказать, что Ириену очень не хотелось связываться с разбалованной девчонкой, значило ничего не сказать. Как ни жалел эльф измученного тревогой отца, но где-то в глубине души он всерьез считал, что нежелание жить является глупостью, за которую полагается суровое и немедленное наказание. В конце концов, разве он нянька или что-то задолжал бывшему орфирангскому студиозу? Путь его действительно лежал на север, но в Ритагон сворачивать Ириен не планировал. Когда-то там у него был дом… Случилось это в те годы, когда эльф еще не понимал, что истинный дом тот, который всегда с собой, который невозможно разрушить, сжечь или продать, что настоящий дом можно построить только в глубине души, населить его не вещами, а любовью и радостью, воспоминаниями и надеждами. Но все равно Ириен точно знал, что не сможет не пройти мимо небольшого особнячка на улице Трех коней, скрытого от посторонних взглядов рядом высоких кустов реньи, цветущих в начале лета желтовато-зелеными пышными соцветиями. Дело было даже не в самом доме. Просто Ириен прекрасно знал, что покинутые города причиняют такие же страдания, как покинутые женщины, и новая встреча с ними ничего приятного не сулит, лишь полынно-горькие, как степной ветер, воспоминания.
Дугнас убеждал эльфа как только мог, пуская в ход все свое красноречие, умоляя, прося, давя на жалость, взывая к чести и совести, но все без толку. Тот даже не старался делать вид, что слушает, отрешенно устремив взгляд за тонкий переплет окна. Там крестьянская девушка привычно копошилась в земле, засевая семенами салатницы последнюю грядку. Нили, словно спиной почувствовав, что за ней наблюдают, подняла лицо и, увидев эльфа в окне второго этажа, приветливо помахала грязной ладошкой. Вот кто ценил жизнь и цеплялся за нее обеими руками.
– Хорошо, я отвезу Илаке в Ритагон, – неожиданно сказал Ириен. – Но только с одним условием.
– Каким?
– Ты оставишь у себя Нили. В качестве служанки ли, кухарки ли, неважно. Главное, чтобы у нее была крыша над головой. Договорились?
Дугнас не верил своему счастью. Да что угодно, хоть десяток девушек приютить. Он согласно затряс головой.
– Даю тебе два дня на сборы, – сухо сказал эльф. – Лошадь, припасы и деньги остаются также за тобой, Дугнас. Впрочем, животное я выберу себе сам.
В мужском платье Илаке сама себе безумно понравилась. Темно-зеленый камзол ладно сидел на точеной фигурке, черные брючки из мягкой кожи выгодно подчеркивали стройность ног. Девушка повертелась перед зеркалом так и эдак, прикрепляя к прическе маленькую шапочку с соколиным пером и застегивая на талии пояс с блестящей медной бляхой. Уж как не хотелось ей ехать под надзор к брату, но ради такого восхитительного наряда можно согласиться на многое. Даже на компанию простака-деревенщины и эльфа-наемника. Откуда у ее благообразного скучного папаши отыскался такой знакомец, Илаке только диву давалась. Возбужденная предстоящей поездкой, она быстро выскочила на крыльцо.
Оба телохранителя уже поджидали Илаке, не проявляя никакого нетерпения, пока девушка прощалась с отцом. Дугнас купил для дочери замечательную серую лошадку, не поскупился он и на крепкого трехлетку для лучника Грина. Выбор же эльфа сильно всех озадачил: его кобыла казалась сшитой из нескольких пестрых кусков шкуры – белых, коричневых, желтых и серых. Наверняка торговец, избавившись от нелепого животного, прямиком отправился в храм заказывать небесам благодарственную молитву. Самого же Ириена странность раскраски его приобретения ничуть не смущала, наоборот, он счел сделку более чем удачной и чужим мнением не интересовался.
– Прощай, Ириен, – просто сказал Дугнас, пожимая твердую, как доска, узкую ладонь эльфа. – Прощай и спасибо.
– Прощай, – отозвался тот.
Вряд ли им доведется встретиться еще раз, оба это знали, но если для лирзского ученого подобные прощания внове, то у Ириена их накопилось много, даже слишком много. Он скупо улыбнулся зареванной, но счастливой Нили. По крайней мере от этой обузы он теперь избавлен, пусть теперь Дугнас возится с девчонкой.
Илаке ловко взобралась в седло (спасибо папочке за уроки верховой езды) и, послав отцу воздушный поцелуй, гордо пришпорила лошадь, чувствуя как никогда ранее свою значимость. Жаль только, что утро было раннее и мало кто из соседей смог увидеть, как Илаке покидает отчий дом.
Полусонный стражник у городской заставы хмуро оглядел ранних путников и без лишних вопросов поднял перед ними желтую перекладину, освобождая дорогу. И тут-то Илаке внезапно обнаружила, что, проведя под домашним арестом почти целый месяц, она пропустила приход весны. Молодая листва сияла на солнце нежной зеленью, радуя утомленные за зиму глаза свежестью и новизной. Небо огромным куполом опрокинулось на сверкающий мир, и вечно сумрачный серый Лирз показался девушке забытым сном. Мир был полон красок, звуков и запахов. Все-таки даже в самом чистом городе запахи остаются прилипчивыми и тяжелыми от скопления человеческих тел, от животных, от всяческого ремесла. Нос к ним быстро привыкает, и человек перестает их замечать, пока не покинет пределы людского поселения. Илаке тоже вдыхала запахи земли и травы, жмурясь от наслаждения, пока носик ее внезапно не соприкоснулся с очень неприятной вонью. Она встрепенулась. Так могли вонять только трупы. И верно, совсем рядом с дорогой, прямо с ветки старого дуба свисало два тела. Илаке хотела побыстрее проехать мимо, но эльф, остановив свою лошадь, придержал и ее Крупинку.
– Гляди-ка, каковы красавцы, – сказал он, ухмыляясь самым препаршивым образом. – Еще с зимы висят. Не хочешь рядышком устроиться, сударыня Илаке?
Лучник глупо хохотнул, глядя на вытянувшуюся физиономию девушки.
– Зачем? – не поняла она.
Эльф изобразил крайнюю степень удивления на лице и голосом, полным нескрываемой издевки, спросил: