– Все остальные навалятся на нас, – подытожил Агилульф, – и мы будем разбиты.
При последних словах он покосился на Георгиоса. Агилульф не забыл, кто сжег его отряд и его самого греческим огнем, и не поверил объяснениям, что это вышло случайно.
– Но мы это сделаем, – сказал Эркенберт, папа Петр II, как он теперь себя называл. Он еще не сменил свою поношенную черную сутану на одежды наместника святого Петра. Подлинные папские регалии не удалось найти, да и само избрание Эркенберта было слишком поспешным, проведенным едва ли третью полного состава конклава с многочисленными нарушениями процедуры. И все же император был прав. Кардиналов можно будет собрать еще раз, регалии разыскать или заменить новыми. Главное – победа.
– Я готов на время забыть о своем папстве и вернуться к исполнению прежних обязанностей в армии императора, – продолжал Эркенберт. – Потомки Волка Войны готовы занять позиции, как только будет получен приказ.
– Какую пользу нам принесут осадные орудия против армии на марше? – спросил Агилульф.
– Кто знает? – ответил ему император. – Мы имеем дело не с обычным человеком, никто из нас не должен об этом забывать. Он обманывал каждого из своих врагов. Он даже меня обманывал. Но в конце концов в деле с Граалем ему не удалось меня обмануть. Мы должны быть так же хитры, как он. Благодарю вас, ваше святейшество. Если бы у каждого моего воина был ваш боевой дух, наша победа была бы обеспечена.
– Победа нам обеспечена, – сказал Эркенберт. – In hoc signo vinces. С этим знаком победишь.
Сквозь разбитое окно разграбленной виллы он показал на знамя с изображенным на нем Граалем, водруженное над золотым реликварием, где теперь хранился сам Грааль. Вокруг него всегда стояли четыре риттера, в полном вооружении, с обнаженными мечами и с символами новой Воинствующей Церкви и «Дара Петра».
«Но ведь эта лесенка – и знак нашего врага тоже, – подумал Агилульф. – Две противоборствующие стороны с одним и тем же знаком. Два умных вождя. По две, от силы по три тысячи настоящих воинов с каждой стороны, и Бог знает, сколько еще отребья на нашей. Исход такой битвы может решить любая мелочь».
Армия Пути бодро маршировала по древней каменной дороге, ведущей из гавани в Рим, Вечный город, центр вселенной. За время похода обрадованные и удивленные крики воинов поутихли, их воображение было подавлено неимоверной величиной каменных плит, по которым они ступали, роскошью каменных построек на каждом холме, общей атмосферой древности и давно ушедшего величия. Они видели Стамфорд, по сравнению с этими предместьями Рима он был простой деревней. Они видели Кордову, и это была не деревня, а столица, превосходящая даже Рим по количеству жителей, оживленности и богатству. Впрочем, когда Кордова была еще деревней, Рим правил миром. Появлялось ощущение, что стоит копнуть эту землю лопатой, и откроется прах былого величия.
«От возбуждения воины сбиваются в кучу», – подумал Шеф. Он выслал вперед сотню викингов под командованием Гудмунда, всегда рвущегося быть первым там, где пахнет наживой. Шеф хотел, чтобы они шли рядом с дорогой, проверяли окрестности на случай засады. Кругом было слишком много изгородей и слишком много стен. Под палящими лучами солнца они вернулись на середину дороги, вышагивали нестройной вооруженной ватагой в какой-то сотне ярдов впереди арбалетчиков, охраняющих катапультный обоз. Когда солнце сместится на ширину ладони, надо будет объявить привал и перестроить порядки.
На холме по правую руку раздалось пение труб. Другие трубы отозвались им слева. Не попала ли длинная извивающаяся колонна людей и машин в засаду? Шеф надеялся на это. Любой засаде, устроенной с флангов, придется преодолевать добрый фарлонг пересеченной местности под прицелом пяти сотен взведенных арбалетов.
Но вместо этого из-за оливковых деревьев, росших в пятидесяти ярдах от передового отряда викингов, выскочили легкие всадники. Шеф едва успел их разглядеть, заметить широкополые шляпы и длинные десятифутовые стрекала пастухов– баккалариев, согнанных в армию согласно императорскому эдикту, как вдруг стрекала опрокинулись из вертикального положения в боевое, и все скрылось в мгновенно поднявшейся туче пыли.
Викинги были удивлены, но не испугались. Они тут же выхватили свои мечи и засверкали боевыми топорами. Разболтанный походный порядок с четкостью машины превратился в узкий фронт поднятых щитов и нацеленных дротиков. Пастухи не пытались атаковать в лоб, они разъехались и обрушились на оба фланга. Пролетая на своих неоседланных лошадях, пастухи кидали дротики, нацеленные в лицо или в горло. Викинги кричали, в толчее сталкивались друг с другом. Обе кавалерийские колонны, выйдя в тыл пехоты, встречно развернулись и прошлись назад вдоль флангов смешавшегося строя викингов, кололи стрекалами людей, все еще развернутых не в ту сторону, потрясающих своим оружием и издающих воинственные кличи, призывая врага сойтись с ними лицом к лицу.
Арбалетчики взвели свои арбалеты и ринулись вперед, чтобы найти позицию для стрельбы, пробежали еще дальше, надеясь что-то рассмотреть в пыли. Шеф увидел, как один из них припал на колено, старательно прицеливаясь во всадника, пустившего лошадь в курбет в двадцати ярдах перед ним. Пастух соскользнул с лошадиной спины – седла у него не было – и повис на дальнем боку лошади, цепляясь рукой за гриву, а ногой за круп. Пока арбалетчик менял прицел, чтобы поразить если не всадника, то лошадь, другой вопящий кентавр выскочил из пыли, вонзил ему стрекало между лопаток, на ходу наклонил древко, чтобы высвободить острие, развернулся, загнанным оленем перемахнул через стену и исчез среди деревьев.
С обеих сторон снова запели трубы, и воины поспешно стали оглядываться во все стороны. Но ничего не произошло. В наступившей тишине Шеф услышал булькающие звуки – кому-то пробили копьем легкие. Пыль оседала на лежащие на дороге трупы. Их было немного, с дюжину, и еще стольким же раненым пытались оказать помощь их товарищи. Ни одного врага. Ни одного пастуха и ни одной лошади не лежало на дороге, да и вряд ли им достался хоть один арбалетный болт или удар клинка. Они могли повторить свой наскок в любое время. Шеф скомандовал собраться и перестроить походный порядок.
Долгая пауза на знойной пыльной дороге, пока раненых грузили на мулов и телеги, и вот колонна снова двинулась в путь. Шеф решил всерьез обдумать проблему засад. У него было восемьсот арбалетчиков, для лучшего взаимодействия идущих бок о бок с тремя сотнями английских алебардщиков, которым арбалетчики доверяли больше, чем своим норманнским союзникам. Вдобавок у него было около тысячи викингов, той самой тяжелой пехоты, которая еще до появления Пути в Англии решила исход столь многих битв. Все онагры остались на кораблях, их вес в тонну с четвертью отбил у Шефа охоту тащить их с собой на неизвестное расстояние. Вместо онагров взяли дюжину дротикометов, их везли пары мулов, сопровождаемые пешими расчетами. А еще в состав войска входила команда Стеффи. Шеф уже не мог сказать с уверенностью, что именно они везут с собой, так как, обзаведясь собственными амулетами, знаками своего особого ремесла, Стеффи и его люди становились все более и более скрытными. Конечно, они везли с полдюжины простейших катапульт – вращательниц, разобранных для удобства транспортировки. Пользы от них на походе никакой, но защищать их обоз все равно придется.