Холокост в Латвии. «Убить всех евреев!» | Страница: 5

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

А это — из газеты «Тевия» («Отечество» — главная газета, выходившая при нацистском режиме в Риге на латышском языке, тираж — аж 180 000 экземпляров. — Примеч. авт.) от 11 июля 1941 года:

«…Нет, с этим народом у нас нет и не может быть никакой совместной жизни…

Если же мы не сможем экспортировать жидов, то они на нашей земле не могут быть более паразитами. Жид не смеет заниматься ничем иным, как трудом простого рабочего. Всю жидовскую интеллигенцию надо вывезти, а если она останется здесь, то пусть работают грузчиками, каменотесами. Они будут зарабатывать на хлеб так, как наши рабочие».

Ах, как сильно ненавидели евреев истинные латышские патриоты! Задыхаясь от бессильной зависти, ненавидели за все — за богатые магазины, преуспевающие адвокатские конторы, уютные дачи в ласковой Юрмале, ненавидели за то, что евреи смели говорить на своем языке, молиться своему Богу, за то, что знаменитый латышский поэт Янис Райнис умер на руках еврея Берка Лифшица, своего врача и друга, за волшебную скрипку тоненькой еврейской девочки Сары Рашиной, которая имела наглость жить в Латвии и пленять своей игрой Европу. Они копили в себе эту ненависть годами и лелеяли ее. И вот пришел час. Сладостный, долгожданный, выстраданный…

Все эти «борцы за латышскую Латвию», сознавая в глубине души свое убожество, ясно отдавали себе отчет в том, что победить предприимчивых еврейских коммерсантов, адвокатов, врачей, мастеровых в очном соревновании, в честной конкурентной борьбе они просто не способны. И потому сейчас вдвойне сладко было ударить первого же подвернувшегося еврея (лучше, конечно, пофасонистей, побогаче на вид) палкой по голове и наблюдать, как он истекает кровью, а еще слаще заставить его ползать на четвереньках и вытирать своей бородой твои башмаки, а потом смачно, с выхарком, плюнуть ему в лицо. Хорошо!

11 июля 1941 года в здании Министерства просвещения происходило «полномочное собрание представителей латышской общественности», чья благонадежность и преданность рейху была подтверждена людьми из ведомства шефа СД и гестапо доктора Рудольфа Ланге. Там были и полковник-лейтенант Волдемар Вейсс, и главный редактор «Тевии» Артурс Кродерс, полковники Волдемар Скайстлаукс, Эрнестс Крейшманис, представители ультранационалистической организации «Перконкрустс», старые агенты абвера Густав Целминьш и Адольф Шилде.

Всего собралось около сорока человек. Главной целью столь благородного собрания было составить общими усилиями текст телеграммы фюреру. Наконец, составили и утвердили следующее послание:

«Фюреру и рейхсканцлеру Адольфу Гитлеру

Главная Ставка

11 июля 1941 года во вновь освобождённой Латвии впервые собрались представители латышского народа разных мест жительства и разных профессий, чтобы выразить благодарность всего латышского народа покрытой славой немецкой армии и каждому немецкому воину, который участвовал в освобождении Латвии, но особенно великому, увенчанному победами первому борцу немецкого народа и всей индогерманской нации Адольфу Гитлеру.

Мы отдаем на решение Адольфа Гитлера надежды всего латышского народа на соучастие в борьбе за освобождение Европы.

Латышский народ желает принять участие в строительстве новой Европы и с доверием полагается на соответствующее решение Адольфа Гитлера».

Интересно, что подобного рода телеграмму, отправленную «спасителю европейской культуры рейхсканцлеру Великой Германии Адольфу Гитлеру и его отважной армии, освободившей литовскую территорию», 25 июня 1941 года подписал литовский архитектор Витаутас Ландсбергис-Жемкалышс, отец бывшего председателя Верховного Совета Литвы (1990–1992), вождя Саюдиса — тамошнего Народного фронта (помните, читатель, были такие прибалтийские организации, боровшиеся против «советской оккупации», к ним еще очень благоволила московская «демобщественность»), а ныне депутата Европарламента, тоже Витаутаса Ландсбергиса.

А вот еще одно письмецо. Написанное, правда, по-польски и выброшенное авторами на обочину улицы по дороге на расстрел в Понары в пригороде Вильнюса. Его подобрали и в августе 1944 года передали в создаваемый тогда вильнюсский еврейский музей.

«Просьба к братьям и сестрам-евреям!

Любезные мои сестры и братья! Обращаемся к вам с большой просьбой. Прежде всего простите нас за все злое, что мы вам в жизни сделали; быть может, сделали и злословили, не знаем, за что обрушилось на нас такое тяжелое наказание: нас лишают жизни. Но лишение жизни — это ничего, главное, это наши дети, которых мучают таким зверским образом, например, 8-летние девочки были взяты для половых сношений. Этим малюткам приказывали брать половой орган в уста и сосать как бы материнскую грудь, а выделения, что мужчины изливают, приказывали глотать, говоря при этом, вообразите, что это мед или молоко. Или девочку 12 лет привязали к скамейке и покуда 6 немцев и 5 литовцев не совершили полового акта по два раза каждый, несчастную не отпустили. А мать принуждали стоять при этом и смотреть, чтобы дитя не кричало. Затем матерей раздевают голыми, ставят к стене с завязанными кверху руками и выщипывают все волосы на обнаженных местах, а язык приказывают высунуть и натыкают шпильками. Потом каждый подходит и спускает свою мочу, а испражнениями глаза вымажет.

О! А мужчинам приказали выбрить свои половые органы и вводили им туда раскаленные прутья, держа так долго, пока прут не почернел. При этом говорили им: довольно жить, иудей, жид, всех истребим, убить, это не фокус, надо вас вымучить, чтобы и жить больше не хотелось и Сталина увидеть. Отрезывали нам пальцы на руках и ногах, запрещая перевязывать раны, таким образом кровь текла в течение 4 дней. Нас мучили, истязали таким образом каждый день, а потом бросили в машину для отправки в Понары.

Партией численностью в 45 человек мы прятались в одном убежище, но мы поддерживали сношения с другой группой через туннель. Там было 67 человек взрослых и детей. С внешним миром мы связывались через посредство одной польки, она звалась „вдова Марыся“. Марыся имела 3 детей. Женщина эта брала у нас мужскую одежду, дамские меха, мужские шубы, шелковое белье, все, что мы имели, она брала и доставляла нам продукты, а потом, когда она на наш счет разбогатела, сколотив себе капитал в 40–50–60 тысяч марок, она наняла ехать в Ширвинты и привозила оттуда 3–4 кабана, два пуда сала, 5 центнеров пшеничной муки, масла 20 кило, яички, все это за наше добро. За наши деньги она спаивала немцев и привозила из Ширвинт, а нам велела дать 5 кг золота, иначе я вас выдам в руки немецкого гестапо и назначила срок. Не имея возможности ей дать, мы выслали к этой Марысе еврейку 8-летнюю с просьбой продлить нам срок и обождать. Так вот, это дитя обратно не вернулось.

Она забрала все, что мы послали: золото, часы, кольца, брошки и др., а девочку убили и сожгли. И так нас мучали и истязали, как написано выше, в течение 5 дней, а потом отправили на Понары. Это письмо я выбрасываю по дороге на Понары — к добрым людям для передачи евреям, когда восстановится правда, чтобы они за нас, 112 человек, хотя бы одного убили, то совершат благое дело для своего народа.

Со слезами на глазах просим: мести! Мести! А по-польски пишу потому, что если кто-нибудь найдет письмо на еврейском, языке, то сожжет, а на польском добрый и благородный человек прочтет и передаст в руки еврейской полиции, чтобы что-либо сделать с этой жестокой женщиной, которая столько крови взяла на себя и своих детей.