После расстрела трупов закапывать не стали, поскольку из деревни Аудрини должны еще были привезти на расстрел людей, поэтому нас отправили домой в Резекне. Когда 7 января 1942 года нас снова в том же составе пригнали на вчерашнее место, то при закапывании в яму мы насчитали 232 трупа вместе с детьми и женщинами. Сколько было расстреляно мужчин, отдельно женщин и детей, я не считал, так как они в куче были перемешаны. Кроме этих официально на площади были расстреляны 30 человек за связь с партизанами».
Эти показания высокий заросший бородой здоровяк-старовер давал еще в 1945 году. Кстати, уже тогда они отличались от поздней, канонической версии. Так, Иван Терентьев утверждал, что никакой связи с партизанами или с пленными красноармейцами не было. Просто ночью приехали латышские полицейские и устроили дебош с пьянкой и насилием над женщинами. Завязалась драка с деревенскими — в результате двое убитых полицаев. Тогда полицейские и староста написали рапорт о налете партизан. Такую же версию событий высказывал тогда же, в 1945 году, и другой свидетель, священник православной церкви отец Рушанов Елистратий Николаевич: как-то пьяный полицейский приехал к одному хутору, на хуторе оказался также пьяный местный. Они подрались, полицейский был убит в драке. И пошло…
В конечном счете, наверное, не столь важно, за что убили почти триста крестьян, в основном староверов (стреляли, кстати, на православное Рождество) — за связь с мифическими партизанами или желая скрыть пьяный дебош своих подчиненных. Кстати, принимая во внимание «моральный» и «культурный» облик латышских полицейских, вторая версия представляется гораздо более вероятной.
Молодцам Эйхелиса приходилось хорошо потрудиться на расстрельной ниве. Казни, погромы, выпивка в неограниченном количестве, упоение собственной властью, сладкое ощущение безнаказанности, а как же — дело происходит в глубоком немецком тылу, русских домолачивают где-то далеко-далеко на востоке. Сохранилась тогдашняя фотография капитана Майковскиса в коротком немецком мундирчике, рукава закатаны по локоть, взгляд уверенный и по-хозяйски цепкий, на лбу картинно распластался негустой чубчик…
Эх, жизнь была!
А знаете, как и почему закрутилось это сенсационное дело? Одна из чудом уцелевших жертв на рижской улице внезапно узнала своего палача — скромного незаметного сотрудника какой-то архитектурной или реставрационной мастерской, который жил себе в столице Советской Латвии и не тужил. Удивительно привычное начало для нашей тогдашней Фемиды, не правда ли?
Вот и про лиепайский процесс начала семидесятых годов, материалы которого упоминались ранее, народная молва утверждает, что начало всему делу было положено, когда при строительстве нового кинотеатра рабочие наткнулись на зарытый немецкий сейф с документами, из которых сотрудники КГБ узнали много интересного. Почти все арестованные по этом уделу бывшие каратели из 21-го батальона латышской полиции спокойно жили себе в западной Латвии, совсем недалеко от Лиепаи, города, где два с лишним десятилетия назад они убивали, пытали и насиловали.
А знаете, почему привлекли Майковскиса? Да потому, думается, что он был в 1965 году не кем иным, как заместителем председателя очень влиятельной эмигрантской латышской организации — Объединения латышей Америки. Боролся он там, в далеких Соединенных Штатах, за свободу оккупированной Советами Латвии.
С Майковскисом получился большой международный скандал. Советское правительство потребовало специальной нотой у американцев выдачи бывшего капитана вспомогательной латышской полиции для суда над ним в СССР. Американцы, естественно, отказались. Как это они могли выдать для расправы коммунистам противника их режима, который заявил корреспондентам вездесущей «Нью-Йорк Таймс», что все эти разговоры о его мнимых преступлениях во время нацистской оккупации Латвии — просто красная пропаганда, а об этой деревне, как ее там, бишь, Аудрини, что ли, он о ней ничего не слыхал. Жить в ней не жил, а потому любому мало-мальски сообразительному американцу должно быть понятно, что не расстреливал он там никого. Все остальные обвинения вице-шеф Объединения латышей Америки также отмел как заведомо ложные.
США отказались выдать Майковскиса на том основании, что (официальная трактовка) они не убеждены в том, что в СССР будут созданы условия для справедливого суда.
Правда, кавалеру немецкого креста за военные заслуги не повезло. Его делом заинтересовались пронырливые газетчики, и утомленный их настойчивым вниманием Майковскис перебрался в Западную Германию, где был принят с распростертыми объятиями в латышской эмигрантской колонии. Однако в середине октября 1988 года его арестовали служители немецкой Фемиды и предъявили обвинение в преступлениях против человечества. Суд над Майковскисом начался в январе 1990 года.
8 мая 1990 года газета «Атмода», рупор Народного фронта Латвии, политической силы, возглавившей движение за выход этой республики из состава СССР и победившей на «первых в послевоенной истории свободных и демократических выборах», опубликовала на своих страницах большую статью журналиста Илмара Латковскиса, посвященную судебному процессу над капитаном латышской полиции в далекой Германии. Статья появилась за день до Дня победы и всего четыре дня спустя после провозглашения де-юре Верховным Советом ЛССР независимости Латвии от Советского Союза. Почитаем!
«Влиятельная „Франкфуртер Рундшау“ в январе писала, что в военных преступлениях у латышских полицейских большая роль. Немцев они ждали, как освободителей, а в свою очередь, немцы предоставляли латышским расстреливателям свободу действий.
В прессе встречаются замечания о том, что латыши рассчитывались с евреями, русскими и коммунистами еще до входа немецких войск.
Профессор Берлинского университета Шеффлер утверждает, что до сентября 1941 года в Латвии было убито до сорока процентов всех евреев, т. е. 30 000 человек. В свою очередь, живущий в Карлсруэ профессор Эрлингер доказывает, что во время немецкой оккупации еврейские погромы проводились именно руками латышских полицейских. Причины этого он видит в годах советской оккупации, когда русские активно использовали евреев в репрессиях против латышей. Это было как бы ответной акцией против коллаборационистов».
Что можем сказать мы?
…Правда, так или иначе мы использовали тот аргумент, который приводится профессором Эрлингером. Соучастие латышей в репрессиях было ответной акцией на события «Ужасного года в Латвии…» (Ужасным годом в Латвии национальная пресса обозначает год Советской власти до начала войны. Название укоренилось после того, как немецкие пропагандисты выпустили альбом, считающийся у части историков фальшивкой, о «преступлениях жидовско-коммунистической власти в Латвии». Несколько лет назад он с успехом переиздавался в Латвийской республике. — Примеч. авт.).
Лежат, лежат тесными рядами в огромных могилах, голова к голове, тело к телу, еврейские «коллаборационисты» — мальчики и девочки, старики и старухи, женщины и мужчины — более восьмидесяти тысяч пособников, стало быть, советской власти. А как быть с десятками тысяч евреев из оккупированных нацистами стран Европы? Они тоже, по всей видимости, были советскими коллаборационистами? Правда (отвлечемся немного от этой статьи, читатель), сейчас некоторые ученые-историки в Латвии всерьез утверждают, что не было никаких еврейских эшелонов из Европы, что тысячи и тысячи евреев из Германии, Голландии, Чехословакии и других государств вовсе не здесь получили свою пулю в затылок, и что в Саласпилсе за все время его существования погибло не более пары тысяч человек, а концепция этого концлагеря, как «воспитательно-трудового», вошла в магистральный труд «История Латвии в 20 веке».