– Тебе известно настоящее имя Сами?

Она отрицательно покачала головой, затем застенчиво улыбнулась.

– Иногда я называла ее Сурья, как бога солнца.

Ну, конечно, в каждом бомбейском фильме должно быть несколько богов. В поисках классических ассоциаций я набрела в своих мыслях на образ из заметок Проспера: сводный брат Аполлона, неуловимый Гермес – бог входов, перекрестков и границ, – являющийся смертным в образе вестника, символизирующего изменение и переход. От его имени произошли слова «гермафродит» и «герметические искусства» в алхимии. И может ли дочь позолотчицы не узнать Гермеса? Я выключила магнитофон и встала.

– Возможно, все это для меня окажется непосильной задачей, Сунила. Но я подумаю... Как мне можно с тобой связаться?

– Роби знает, как меня найти. – Она наклонилась вперед. – Вы ведь поможете хиджре? Я любила Сами, мисс. Она была для меня сестрой и матерью.

– Разве может настоящая девушка существовать без матери, не так ли?

Воздушные массы, такие, например, как муссонные ветры, столкнувшись с вертикальным препятствием, с горным кряжем, к примеру, как правило, набирают высоту. Часто им не хватает энергии, чтобы преодолеть преграду, и тогда они стремятся обойти ее.

– Как можно установить, что у приближающейся воздушной массы достаточно энергии на преодоление препятствий? – спрашивал, бывало, мой отец.

Мне необходимо вспомнить ответ.

Возвращаясь в отель, я обратила внимание на то, что дороги покрылись стекловидной пленкой пыли, отражающей любой свет и преломляющей его в калейдоскоп разнообразнейших цветов. Земля продолжала с вожделением ожидать сезонного утоления жажды. Но никто, кроме метеорологов, не мог с полной уверенностью сказать, что муссон еще не начался.

5

На следующее утро дежурный бомбейский метеоролог сообщил, что дожди начнутся через тридцать шесть часов. Доживу ли я до этого?

В теленовостях сообщалось, что последние тридцать лет Земля переживает период недостаточной солнечной активности. Диаметр Солнца все эти годы был несколько меньше среднего, что проявилось в снижении общего количества осадков в течение трех последних десятилетий. Тем не менее метеорологи обещали, что приближается время настоящих сильных муссонов, а это, в свою очередь, означало, что последствия наводнений в Бомбее будут еще более неприятными, так как все улицы города за эти годы успели покрыть асфальтом и цементом. Дождевая вода не сможет, как раньше, свободно впитываться почвой.

В киоске отеля я купила кипу газет и начала искать в них имена людей, занимающихся строительным бизнесом и торговлей недвижимостью.

Видели ли вы когда-нибудь, что кислота делает с человеческим лицом?

Я попыталась выбросить из головы слова Калеба и сконцентрироваться на поисках.

Посреди многолюдной улицы, и никто ничего не заметил.

Просматривая газеты, я пришла к выводу, что Бомбей – город на подъеме: цены на недвижимость вырастали на сорок – пятьдесят процентов в год. Если вы хотите купить небольшую квартирку, чтобы затолкать туда свою тещу, придется выложить миллион. Но если захочется сбежать от нее, вы сможете за двадцать пять тысяч долларов приобрести шале в швейцарском стиле с двумя спальнями, расположенное за городом в живописных окрестностях ашрама одного знаменитого гуру. Индийское дополнение к европейскому представлению о комфорте: вместе с кошельком облегчите и душу.

Наши пророки в прошлом приходили с Востока, но индустрия коммуникаций XX столетия изменила направление ветра откровений. Современными евангелистами стали американцы, проповедовавшие «Искусство убеждать публику», «Как стать идеальным коммерсантом». Или «Как преуспеть в рекламе». Бомбейские книжные магазины и ларьки полнились изданиями по религии самосовершенствования. Любая секретарша, отвечавшая на ваш звонок, вне всякого сомнения, принадлежала к новообращенным, сжимающим в руках библию новой религии, которая учит, что «Вы – те, кем вы хотите себя видеть!». И потому все они считают себя вице-президентами и управляющими фирм, так же, как в Италии они именовали бы себя «dottores» или «professores». Попытка добраться до настоящих человеческих мозгов сквозь все это искусственное занудство напоминало мне чем-то рукопожатие осьминога: я постоянно запутывалась в щупальцах и присосках.

Где-то часам к десяти, когда мне позвонил Ашок с приглашением пообедать, единственное, в чем я полностью уверилась, что господа "А", "В" и "С" не рекламировали свои услуги на страницах официальной бомбейской прессы. Я сказала Ашу, что мне нужно кое-что закончить, но что к часу я освобожусь.

– Я возьму такси. Томас занят одним расследованием, которое я ему поручила.

– Я заберу тебя из отеля.

– Кстати, Аш, ты, случайно, не знаешь человека по имени Энтони Анменн?

– Мне кажется, он учился у моего дяди в Оксфорде. А почему ты спрашиваешь?

– Объясню позже. Твой дядя еще жив?

Оказалось, что жив. И живет в Баллиоле.

В предвкушении обеда в любимом ресторане Ашока «Гоан» я отправилась в библиотеку микрофильмов, которую мне порекомендовал Рэм. Он оценил степень достоверности рассказа Сунилы о Проспере и его отцовстве в «минус пять», однако допустил возможность того, что отец Сами был техническим работником на студии Шармы или даже снимался в эпизодических ролях в его фильмах. Он посоветовал мне более внимательно проработать версию с недвижимостью.

Прежде всего важно было установить, говорила ли Сунила о лагерях скваттеров или о «чаулах», специфической разновидности индийских трущоб.

Чаулы представляли собой четырех– или пятиэтажные постройки, в которых селились фабричные рабочие. У них, как правило, имелся вполне определенный адрес, и размещались они неподалеку от ближайших текстильных предприятий.

Лагеря скваттеров отличались от них по сути: случайные сооружения, кое-как сколоченные неимущими, аморфные и безликие, словно коралловые рифы.

– Люди в них подобны полипам, – сказал мне Рэм, – но если морские полипы выделяют известь из морской воды, строя свой риф, то эти отверженные выделяют из вала отходов Бомбея все то, что еще как-то можно использовать, и из всего этого возводят скелет своего лагеря. Я тебе не позавидую, если твое дело каким-то образом окажется связанным с этими лагерями. В Индиранагаре, колонии скваттеров, расположенной у аэропорта «Санта-Круз», проживает около тридцати тысяч человек. А Дхарави – это самые крупные трущобы в Азии, там на территории в полмили, застроенной жуткими хижинами, втиснуто до восьмисот тысяч человек. Некое трущобное подобие Большого Барьерного Рифа.

Каждый лагерь имеет свою сложную структуру и состоит из различных землячеств, в которые объединяются люди, приехавшие из одной местности и привезшие с собой в Бомбей традиции и ремесла из родных мест.

– В таких лагерях живет больше бомбейских рабочих, нежели в любом другом районе города, – продолжал Рэм. – Треть нашей неквалифицированной рабочей силы сосредоточена именно там.