Второй звон будильника вызывал у дяди Серожа такую же бурю эмоций, что и первый. Он выскакивал из туалета, добивал часы метким ударом ноги и с ходу залетал в ванную — медитировать под гул бритвенного станка. Как только из ванной доносилось мерное жужжание бритвы, тетя Анаит хватала одежду мужа и раскладывала по маршруту ванная-кухня в нарастающем порядке: сначала носки, потом брюки, далее ремень. Сорочка дожидалась своего хозяина на спинке кухонного стула, пиджак — на ручке входной двери.
Третий раз заводить будильник тетя Анаит опасалась. Она прокрадывалась в туалет, благо туалет от ванной отделяла достаточно крепкая стена, запиралась на задвижку и принималась осторожно взывать к совести мужа:
— Серож-джан, на работу опоздаешь.
Серож-джан мигом отзывался сокрушительным потоком брани:
— Ес ку маман, [4] сука-пилят, молчи, женщина, на одну ногу наступлю, за другую потяну, разорву пополам!
Тетя Анаит отрывала микроскопический кусочек дефицитной туалетной бумаги и промокала вспотевший лоб:
— Серож-джан, помою твои ноги, выпью воду, у тебя осталось ровно семь минут!
Через семь минут от оглушительного хлопанья входной двери со звоном подпрыгивали в серванте хрустальные бокалы и сыпалась с потолка штукатурка. Тетя Анаит с облегчением выползала из туалета — фух! Пока ее Серож на работе третирует коллег, можно переделать все дела по дому, а потом сбегать к часовщику Жорику, чтобы он починил сломанный будильник. У часовщика Жорика тетя Анаит числится в почетных клиентах и всегда проходит без очереди. Потому что половину дохода часовой мастерской обеспечивает она.
Странное дело, но жители больших городов в целом не сильно отличаются от провинциальных жителей.
И там и там можно встретить как рафинированных начитанных интеллигентов, так и опустившихся горьких пьяниц. Будучи родом из самой что ни на есть глухой провинции, Понаехавшая с удивительной легкостью вычисляла типажи своих земляков в москвичах. Поэтому, обнаружив в соседнем подъезде Тетиполиного дома славянского Сабака Серожа — Степана Дмитриевича, она не особо удивилась. Наоборот — обрадовалась как родному. Хотя никаких положительных эмоций взрывоопасный Степан Дмитриевич вызывать не мог — такой же самодур, как Сабак Серож.
Правда, в отличие от Сабака Серожа, Степан Дмитриевич будильниками не кидался. Зато строил всё живое и неживое в пределах своей видимости с таким остервенением, что, хоть стой, хоть падай. Тетя Поля его люто ненавидела и за глаза называла Иродом. Ирод отличался повышенной морозостойкостью — даже в самые лютые холода жил с открытыми окнами. Жена Ирода, Татьяна Петровна, ходила по дому в валенках и душегрейке, обмотанная крест-накрест пуховым платком. Аквариум с рыбками в холодное время года приходилось убирать в ванную — во всех остальных комнатах вода в нем замерзала за считаные часы. Аргентинские и мексиканские сериалы, заполонившие телевидение 90-х, Татьяна Петровна смотрела украдкой, потому что Ирод подвергал их жесточайшей обструкции. Иногда, пропустив какую-нибудь серию, она прибегала к тете Поле на утренний повтор. Они распивали чаи с яблочным вареньем и, затаив дыхание, наблюдали слезоточивые латиноамериканские будни.
— Вот этот — вылитый твой, — возмущенно хмыкала тетя Поля, указывая на главного злодея сериала, какого-нибудь Луиса Альфредо, на протяжении трехсот серий почем зря третировавшего несчастную героиню Хуаниту.
— Не говори! — мелко кивала Татьяна Петровна и, горько вздыхая, аккуратным движением поправляла выбившуюся из-под простенького гребня прядь волос. Понаехавшая замирала в изумлении — в такие минуты Татьяна Петровна до боли напоминала ей бедную жену Сабака Серожа тетю Анаит.
Галя
Однажды в обменнике работала девушка Галя, и это был полный звездец.
Потому что Галин муж Петя с какой-то радости решил, что его супруга, этот лысый мешок костей (цитата), эта фригидная кобыла (цитата), эта мандрена вошь (цитата), только и делает, что изменяет ему с каждым заезжим интуристом.
Петя завел себе привычку просачиваться в гостиницу и, окопавшись в зимнем саду, бдительно инспектировать окрестности обменника. Периодически (и всегда неожиданно) он возникал в окошке и выкрикивал туда разные бессвязные речи.
— Покажи! — взвывал он протяжно. — Покажи, мандрена вошь, или мало не покажется!
— Что показать? — пугалась Галя.
— Всё покажи! — пузырился очами Петя. — Всё! Вспоминай! — выныривая откуда-то снизу, клокотал в лоточек для передачи денег Петя. — Галина Сергеевна, фригидная ты кобыла! Ну-ка вспоминай, что ты забыла!
— Что я забыла?
— Нет, ты вспоминай, вспоминай! Мало ли что ты еще могла забыть!
Петино экспрессивное поведение пугало не только Понаехавшую. Часто возле стойки ресепшн, расположенной аккурат напротив обменника, можно было наблюдать группы англосаксов, финно-угров или каких других тевтонцев, оторопело взирающих на лихорадочные Петины метания.
— Was ist das? [5] — удивлялись непривычные к местным брачным играм европейцы.
— Кому угодно даст! — с готовностью откликался Петр.
Очень скоро интуристовской охране надоели Петины выходки, и она перестала пускать его в фойе. И вся гостиница теперь нервно вздрагивала, натыкаясь на распластанный по стеклянной перегородке холла активно страдающий экстерьер Петра.
Галина уволилась через месяц. Февраль в том году выдался морозным, и хладнокровно наблюдать примерзший к стеклу анфас бедового мужа ей не позволила совесть.
— Хоть и дебил, но свой, — говорила она на прощание, обнимаясь по очереди с расстроенными коллегами.
Совет: возьмите эту фразу на вооружение. Очень укрепляющая семейные узы фраза.
Трепетная Наталья
Однажды в обменнике работала девушка Наталья, нежный такой бутончик, юная и не замутненная активной мозговой деятельностью особа. В анамнезе Наталья имела неудавшийся брак и отчаянную попытку увода из семьи владельца ярко-красного «Ауди» бизнесмена Вазгена. Попытка закончилась плачевно — к Натальиной квартире явилась широкозадая Вазгенова жена и истово покрошила обивку двери в мелкую лапшу.
Наша героиня наблюдала эту леденящую душу картину из соседней квартиры — зашла к соседке попить кофейку, хорошо, что перед выходом глянула в дверной глазок. И минут десять Трепетная Наталья и соседка Валя по очереди наблюдали, как эта сумасшедшая Ашхен кромсает дверь длинным кухонным ножом. Вдруг Валя не выдержала и громко чихнула. Ашхен словно этого и ждала — она резво подскочила к Валиной двери и с вызовом крикнула в глазок: «Передайте этой суке, что если она не отстанет от моего мужа, то я и ее порежу! Ясно?»