— Я попрошу! — заволновалась Инна Денисовна. — Я попрошу!
— Попросит она, попрошайка жопоногая! — взорвалась О. Ф. — Ты попросишь, а нам что делать? Там кругом иностранцы, и все несут старую валюту. Чего нам делать, спрашиваю я тебя?
— Мы подумаем над вашим поведением, — холодно отрезала Инна Денисовна и указала перстнем в дверь. — Вы свободны.
— Очень надо! — дыхнула огнем О. Ф. и выскочила из кабинета. — Они подумают! Они, оказывается, думать умеют! Ха!
Репрессий, как ни странно, не последовало. Но девочки понимали — еще один скандал, и достанется всем. Поэтому они раскинули мозгами и придумали маленькую хитрость: если не получалось по горячим следам реализовать принятую за день «неправильную» валюту, ее по эстафете передавали следующей кассирше. Таким образом, в банк уходила новая валюта, а старая оседала в кассах. А те купюры, которые не получалось обменять на новые, заведующая отделом валютных операций с маниакальным упорством помечала карандашом и возвращала в «Интурист».
Если можно было бы убивать мыслью, то Инна Денисовна давно уже была бы мертва. Но дистанционно убивать обменник не умел, поэтому с ужасом ждал того дня, когда из банка нагрянет проверка и обнаружит в кассах валютную рухлядь. В минуты горестных раздумий девушки сладострастно рисовали в своем воображении дивные картины. Например, как Инну Денисовну многократно кусает бешеная собака, и заведующая корчится от болезненных уколов в живот. Или того хлеще — Инна Денисовна счастливо сходит с ума, и бригада могучих санитаров увозит ее в Кащенко. Навсегда и на веки вечные. Такие мечты скрашивали суровые рабочие будни и настраивали кассиров на боевой лад.
Как это ни прискорбно признавать, но коллективная медитация воплотилась в реальность.
Однажды О. Ф. заползла в обменник с виноватым выражением лица и нехорошо уставилась на своих подчиненных.
— Что такое? — переполошилась девушки.
— Да тут вот какое дело, — замялась О. Ф. — Денисовну ограбили.
— Как это ограбили?
— Вот так. Всё вынесли, даже мебель. Она в выходные за городом была, вернулась — а дома хоть шаром покати. Сегодня в банк пришла в каком-то старом шушуне и чуть ли не в калошах.
В обменнике воцарилась гнетущая тишина. Да и что тут скажешь — не злорадствовать же!
— Что самое странное… — О. Ф. нахмурилась и провела пальцем по морщинке между бровями. — Она написала заявление об уходе по собственному желанию. Ушла, ни с кем не попрощавшись.
— Бедная, — вздохнули девочки.
Через неделю стало ясно, почему Инна Денисовна ушла не попрощавшись. Она накатала жалобу в ЦБ и чуть ли не в Минфин, где в подробностях раскрыла все схемы, благодаря которым банк уходил от налогов. В центральный офис зачастили с проверками инспекторы из налоговой, и банковское начальство замучилось водить их по ресторанам и одаривать завуалированными под дорогостоящие подарки взятками.
В своей кляузе Инна Денисовна в том числе указала, что кассиры игнорируют указ ЦБ принимать ветхую валюту. Конечно же, в обменник нагрянула проверка.
И тут настал звездный час девушек. Ибо то количество старой валюты, которую они выгребли из касс, ввергло в ужас даже видавших виды инспекторов.
О. Ф. ходила потом грудь колесом. Скопировала отчет об итогах проверки и вывесила на стене обменника — на всеобщее обозрение.
Придумала новую поговорку.
— Не плюй в колодец, козленочком станешь, — периодически мурлыкала она, намекая на Инну Денисовну.
Девочки согласно кивали в ответ.
О. Ф. и искусство обольщения
Ухажеры вокруг О. Ф. вились всегда, ибо женщиной она была в меру вызывающего и несомненного сексуального облика и умела очаровывать мужчин в каких-то прямо-таки безудержных количествах.
Привлекала она их внимание не только своей бесспорной красотой, но и неординарным поведением. Например — очаровательной манерой высовываться по пояс в окно едущего автомобиля, будучи крепко за рулем. Понаехавшая лично присутствовала при одном таком сальто-мортале. В тот день О. Ф., проехав под «кирпич», умудрилась, высунувшись в окно и переругиваясь с водителем автомобиля, пытающегося проехать в законном направлении, развернуться на крохотном пятачке и выскочить обратно в поток машин. Водитель поруганного автомобиля догнал «пятерку» О. Ф. на светофоре и потребовал незамедлительно выйти за него замуж. О. Ф. тут же согласилась, назвалась Зинаидой, продиктовала телефон бухгалтерии и, рассыпаясь в воздушных поцелуях, повернула под следующий «кирпич».
Красилась О. Ф. как если бы писала картину в авангардистском стиле — накладывала косметику щедрыми мазками, зачастую экспериментируя на ходу, дополняла свой облик новыми, смелыми штрихами. Как-то она промахнулась с покупкой карандаша для бровей, коричневый на вид грифель чертил почему-то красным, и О. Ф. из чувства протеста проходила целую неделю с вызывающими бровями, для убедительности оттеняя их шейным платком в алые разводы.
Еще О. Ф. умела сокрушительно выпить, не размениваясь на закусь и всякие чоканья, в подпитии была адекватна, но в меру агрессивна и готова на отпор. Однажды, будучи несколько подшофе, она принимала участие в драке «стенка на стенку», притом одна стенка была представлена тремя цыганскими гадалками, вышедшими на промысел на Большую Дмитровку, а другую стенку являла собой О. Ф. в боевом вечернем раскрасе и туфельках на каблуке. Итого: гадалки позорно бежали с места боя, бренча многочисленными кольцами и монистами, а О. Ф. победно пошла дальше, на спектакль в ефремовский МХАТ — отдохнуть, по велению магического альманаха «Третий глаз», седьмой чакрой Сахасрара.
Потомственные театралы влюблялись в О. Ф. пучками. Театрал, он с виду, может, и рафинирован, но не чужд авантюрных экивоков и всяких других бравурных трепыханий. Поэтому ничего удивительного, что в тот день О. Ф. ушла из храма Мельпомены не одна, а под руку с очаровательным мужчиной Зябликовым — профессором, доктором экономических наук, коренным жителем ЦАО, ул. 1-я Тверская-Ямская, дом, в котором живет Пугачева. Всё, буквально всё в Зябликове было хорошо — пятикомнатная квартира, домработница, венецианское стекло и прочий антиквариат. Флердоранж и унитаз под гжель. Опять же ламбрекены.
Но! У Зябликова имелась мать. Косящий под нежную маргаритку ядовитый плющ Аглая Викторовна. Профессорская жена и генеральская дочь, уроженка дома на Котельнической набережной.
Аглая Викторовна была стойким бойцом невидимого фронта, поэтому при виде пассий сына принималась трепетно закатывать глаза и плохо выговаривать букву «ш».
— Дууууууфенка, — самозабвенно рассказывала она О. Ф., застукав ее впервые у себя в квартире, — может, хотя бы вы станете той единственной, которая украсит холостяцкие будни моего сына! Вот буквально до вас, буквально вчера, была Маааааафенька, преподаватель консерватории, чууудная девочка! — Здесь Аглая Викторовна трепетно закатывала глаза. — Жаль, они не софлись характерами. Мафенька требовала страстных ночей, а у моего сына (слеза в голосе) аллергия и хронический простатит. О каких страстных ночах может идти речь?