Book.

Справа от павильонов и зимнего сада раскинулся большой магазин-салон «Русские Меха». Девочки из «Мехов» считали себя чуть ли не небожителями — еще бы, предлагать клиентам шубы за двадцать тысяч долларов не каждой смертной доверят. Они порхали по внешнему периметру салона мелкими стайками, зябко кутались в элитные меха, подвернув болтающийся ценник куда-то в рукав или под воротник. Щебетали исключительно на странной смеси иностранных языков — щеголяли знаниями. Правда, эти знания им были совершенно ни к чему — основной клиентурой салона являлась «братва» в малиновых пиджаках. «Братва» умела вежливо сказать «принеси-подай» и «курва». Девочки безропотно обслуживали маргинальных покупателей, а потом полдня ходили с трагической гримасой поперек лица — переваривали обращение «слышь, волосатая мездра».

По просторному фойе с грозной и озабоченной миной сновала бравая, закованная в униформу охрана. Вид охрана имела устрашающий — квадратные челюсти, короткие стрижки, шипящие на выдохе рации, убедительно выпирающая из-под пиджака кобура. Только вместо оружия в кобуре хранились заботливо нарезанные бутерброды и всякая другая мелкая трапеза. Поэтому, когда спустя какое-то время в гостинице случилось ограбление, охрана вперед постояльцев рванула прятаться — а кто дурак безоружным лезть на рожон?

За окаймленным сувенирными лавочками зимним садом расположилось большое казино. В те времена игорные дома были в новинку, поэтому клиентура была весьма разнообразной — от простых обывателей и даже пенсионеров, пришедших разочек попытать счастья, до ценителей жанра и даже лудоманов. Работники «Интуриста» в казино не заглядывали — там творились странные дела, выигрыши случались крайне редко, а если и случались, то только крупные и у «крыши». По гостинице ходили систематические слухи, как «на той неделе буквально на минуточку заглянул некий криминальный авторитет, сделал минимальную ставку, сорвал банк в пятьдесят тысяч долларов и уехал прочь, а владелец казино ползал за ним чуть ли не на карачках и рвался подобострастно облобызать ему ботинки».

Особой достопримечательностью «Интуриста» считались жрицы любви (в гостинице их принято было называть «валютными девочками»). Если днем они старались не попадаться на глаза, то ближе к вечеру высыпали разномастными группками и, призывно вихляя бедрами и другими формами, прогуливались по фойе — предлагали встречным свои услуги. Верховодила ими крикливая хромоногая сутенерша Вера — она неустанно контролировала каждый шаг своих подопечных, строго следила, чтобы они не напивались до положения риз и не дебоширили.

По ходу рабочей ночи жрицы заметно теряли товарный вид — растоптанный макияж, пошатывающаяся полупьяная походка, квелые прелести. Наблюдать за ними было страшно и больно — это была та темная сторона жизни, от которой хотелось держаться как можно дальше.

Впрочем, своим образом жизни жрицы любви не особо тяготились и уходить из профессии если и планировали, то только вперед ногами.

Вот в такой нервозной обстановке и предстояло работать кассиршам обменника. Какое-то время, недели две, а может, и три, девочки находились в полной прострации — сцепив зубы, меняли валюту, стараясь не шибко ошибаться в расчетах. Спустя несколько часов сосредоточенной работы внимание притуплялось до такой степени, что все купюры казались на одно лицо. Сведение кассы выливалось в сплошную трагедию — девушки регулярно недосчитывались денег. Если иностранцы в незнакомых купюрах не разбирались, поэтому пересдач просто не замечали, то аборигены старались смыться до того, как нерадивая кассирша спохватится и поднимет вселенский вой.

По итогам первого месяца работы буквально все девочки из-за допущенных ошибок вышли в ноль, а некоторые умудрились остаться в должниках. Вот тут-то и произошел первый отсев: некоторые угнетенные недостачами кассирши позанимали денег, закрыли долги и уволились навсегда. Пришлось О. Ф. обновлять состав. Новым девочкам было проще — их посадили в пары со слегка поднаторевшими коллегами, они втягивались в работу постепенно, поэтому ошибок, которые случались на пути первого прямо-таки горе-состава, не совершали.

Интуристовские работники настороженно наблюдали за новичками, попыток сближения не предпринимали. Но потом, удостоверившись, что девочки обосновались в гостинице надолго, решили проверить их на вшивость и отправили к ним одного из носильщиков с кипой валютной мелочи. Кассирши безропотно обменяли двадцать однодолларовых ветхих купюр на одну новенькую и хрустящую, чем навсегда снискали расположение гостиничных коллег.

Таким нехитрым способом Рубикон был перейден, и «Интурист» повернулся к девочкам лицом.

Из письма Понаехавшей к подруге:

«Я иногда думаю, стоило ли столько лет убиваться на учебе, чтобы потом устроиться обычной кассиршей в обменный пункт? Стыдно и обидно, что моя профессия в новой жизни никак не пригодилась. Помнишь, как на просьбу Наралова поднять руку тем, кто читал джойсовского „Улисса“, со всего курса откликнулись только мы с тобой? Он тогда сказал, что делит своих студентов на две категории: рукопожатные и остальные. И что рукопожатные — это те, которые читали „Улисса“. А потом подошел и пожал нам руки. Мы чуть не лопнули от гордости, еще бы, нас похвалил сам Наралов — страх и ужас всего филологического факультета!

Мы ведь были лучшими — всегда. Самые начитанные, самые старательные, самые умненькие. Нас часто ставили в пример.

Теперь я сижу за кассой и наблюдаю жизнь в обменниково окошко. Неужели это все, к чему я стремилась?

Сначала мне было невероятно горько. А потом я успокоилась. Знаешь, что я тебе скажу? Нужно относиться ко всему проще. Не получается сейчас, получится потом. Обязательно получится. Главное, не унывать и не сомневаться.

По большому счету, неважно, где ты работаешь.

Всюду жизнь».

Люда

Однажды в обменнике работала девушка Люда. За время работы к ней прилепилась стойкая кличка Бедовая. Потому что, где Люда — там и беда. Если в «Интуристе» переклинивали парадные двери, то никто не сомневался, чья голова застряла между створками.

Если по какой-то причине в обменнике отключалось электричество, то не надо уточнять, кому приходилось вслепую пересчитывать пачки денег, чтобы как-то запечатать инкассаторскую сумку.

Если Люда шла в туалет, то одна из кассирш обязательно сопровождала ее — Людины шансы заработать какой-нибудь гемор на маршруте обменник-туалет-обменник были несказанно высоки. Вспомнить хотя бы историю, как заклинило дверь ее кабины, и Люда проревела в туалете бесконечные двадцать минут, пока не явилась уборщица и по душераздирающим звукам, доносящимся с третьего унитаза, не вычислила поломку. На вопрос, почему она не стала звать на помощь, Люда ответила, что как назло в туалет заходили одни иностранки, а по-иностранному объяснить, что сломалась дверь, она не умеет.