– Вот и замечательно, – удовлетворенно кивнула мама, – дальше вы сами справитесь. А мне готовить надо.
И ушла на кухню.
Если бы не завтрашний визит московской незнакомки, мы бы, конечно, быстро забросили возню с нитками. Один помпон на двоих тоже неплохо, можно носить его по очереди, приколов булавкой к груди, например. Я даже готова была уступить его Маньке в единоличное пользование, но сделать это она мне не дала.
– Нарка, не говори глупостей, – рассердилась Манюня, – нам надо выглядеть завтра принцессами. Чтобы это.
– Чтобы что?
– Ну, чтобы лицо в грязь не уронить.
– Может, лицом в грязь не ударить? – фыркнула Каринка.
– А ты вообще помолчи! – рассердилась Манька. – Ты бы лучше раздумывала над материалом для своего бронежилета!
– А что раздумывать, я уже знаю, из чего надо смастерить бронежилет.
– Из чего?
– Как из чего? Из жилета.
И Каринка побежала в нашу спальню. Какое-то время оттуда раздавались звуки битвы со шкафом – шерудел в замочной скважине ключ, клацали вешалки. Затем хрястнула дверца. Мы с Манькой переглянулись. Не оторвалась – и на том спасибо. Тут прибежала Каринка с загадочными глазами и жилетом под мышкой. Жилет ей связала мама – зеленый, с красным накладным кармашком. К этому жилету прилагались брюки, тоже зеленые, правда, их мама не связала, а сшила. Но брюки давно почили в бозе – Каринка сгубила их одним прекрасным осенним днем, когда на маршруте «дом – художественная школа» остановилась подразнить незнакомого волкодава. Незнакомый волкодав никого не трогал, сидел в тени своей огромной конуры, скучал в пространство. Имел обманчиво пристегнутый вид. Каринка наметила длину цепи, накинула сверху на всякий пожарный еще метр, встала на безопасном расстоянии и принялась дружелюбно кидаться в волкодава разной мелочью растительного происхождения – сучьями, опилками, всякой другой ерундой. Волкодав, в отличие от нас, плохо знал Каринку, поэтому счел ее измывательства не признаком особого расположения, а наглой попыткой напроситься на нагоняй. Какое-то время он, конечно же, терпел, но потом рванул с места и в два прыжка достиг Каринки.
Сестра в тот день поставила мировой рекорд по спринту, спурту и прочим видам скоростных видов бега с преодолением препятствий на нестандартных расстояниях. Почему нестандартных – потому что стандартным ее прыжок через забор и приземление в густые кусты колючей ежевики при всем желании не назовешь.
Волкодав почему-то остался за забором, а Каринка потом долго выпутывалась из ежевики. Вернулась домой довольная, вся в синтепоновых клочьях и ошметках от куртки и зеленых брюк. Уцелел только жилет, и то благодаря куртке. Ну и колготки благодаря брюкам остались невредимы.
Когда дети нашего двора увидели, в каком виде возвращается Каринка, они построились тевтонской «свиньей» и повели ее домой. Во-первых, чтобы оттенить ее расхристанный вид, а во-вторых, понаблюдать за выражением лица мамы.
К сожалению, я застала только отголоски маминого выражения лица, потому что была на занятии по фортепиано. Когда вернулась через два часа, скандал уже отгремел, сестра раздумывала над своим поведением в спальне, а мама страдала на диване с клочком красной нитки на дергающемся веке.
Достаточно было одного взгляда на мамино веко, чтобы понять, что случилось что-то совсем уж экстраординарное. Дело в том, что это был метод нашей бабули – скатывать из красной нитки шарик и прикладывать к веку. Потому что дергающееся веко – признак сглаза. Так в Архангельской губернии, откуда наша бабулечка родом, издревле боролись с бесом и его происками. Мама всегда смеялась над суевериями и говорила, что это пережитки темного прошлого. А тут взяла и сдалась. Видать, сильно прижало. Так и лежала, с ниткой на дергающемся веке, тихо стонала и бормотала что-то про грехи, за которые ей достался такой ребенок.
В память о знаменательном прыжке на спинке Каринкиного жилета осталась некрасивая зацепка. Сначала мама хотела перевязать жилет, но потом рассердилась:
– Зачем мне тратить время на перевязывание, если этот ребенок не ценит моего труда? – заявила она, отпорола от своего старого пиджака карман и пришила там, где красовалась зацепка. Вот так на спинке Каринкиного жилета ни к селу ни к городу образовался карман. Сестра не унывает и хранит в этом кармане разную стратегического назначения мелочь – монеты, гвозди, магнит, несколько затупленных боров папиной бормашины. Ведет готовый к отпору образ жизни.
– Главное, – она расстелила на письменном столе жилет, – темно-зеленый, по цвету совсем как военный.
– Да, по цвету очень даже военный, – согласились мы с Манькой. – А как ты будешь ему пуленепробиваемость придавать?
– Легко. Мне нужны две крышки, такие, от железных кастрюль…
– Может, алюминиевых? – уточнила я.
– Алюминиевых, ага. Я их приделаю впереди, справа и слева.
– Как приделаешь?
– Ну… Можно крест-накрест пришить нитью, вот так и так, как ты думаешь, держаться будет?
– Будет.
– А еще мне нужен наш квадратный поднос из нержавейки, чтобы сзади под спинку приделать. И фольга нужна.
– Фольга зачем? – встрепенулись мы с Манькой. Фольгу трогать ни в коем разе нельзя, она была жутко дефицитная, и доставали ее с большим боем. Мама с Ба наловчились пользоваться ею по нескольку раз – аккуратно, чтобы не помять, мыли под проточной водой, сушили в сушилке и хранили до следующей готовки.
– Мне немного надо, просто вырезать из картона погоны на плечи и обклеить фольгой. Пойду за материалом! – И сестра пришпорила в сторону кухни.
– Ты только у мамы попроси, фольгу без спроса не бери, – окликнула ее я.
– Думаешь, рассердится?
– Ба бы за такое, наверное, побила, – прошепелявила Манька – она перекусывала нитку, поэтому говорила невнятно, – точно бы побила!
– Ладно, спрошу.
Каринка вернулась через пять минут, загруженная кухонным скарбом и тарелкой с бутербродами.
– Мама передала. Сказала, чтобы всё съели. Скоро придет посмотреть, что у нас получилось.
– И фольги тебе дала?
– Угум. Так обрадовалась, что я не сама взяла, а попросила у нее, что отдала мне кусочек новой фольги.
– Непользованой? – встрепенулись мы с Манькой.
– Совсем новой!
Вот так, на удивление мирно переговариваясь, мы и готовились к завтрашнему визиту московской незнакомки. Мама осталась довольна нашими помпонами, только немного подровняла их. Мои помпоны мы пришили к гольфам, а Манькины убрали в пакет. Чтобы вечером Ба довела до ума ее гольфы. А потом мы всем миром любовались Каринкой. Каринка ходила в своем пуленепробиваемом жилете, растопыренная крышками и подносом из нержавейки, бликовала погонами из фольги и имела вполне воинственный вид.
Думаю, моя сестра все-таки не совсем правильная девочка. Я не знаю ни одной другой девятилетней девочки, которая бы дразнила волкодава и ходила в пуленепробиваемом жилете. Или умела выражать свои горячие чувства только посредством побоев и прочих телесных повреждений. Наверное, наша Каринка – действительно из ряда вон выходящее явление. Не зря же Ба ее называет «Тунгусским метеоритом» и «Апокалипсисом сегодня».