Последний раз таким тоном Рыжий разговаривал лишь после того, как ему сообщили о смерти матери. Леди Элану ушла в храм Тэнома и не вернулась. Она так и не смогла жить без Финигаса. Без его эгоистичной любви, скупой нежности и немого обожания.
– Если бы я был… таким, как раньше, то пояснил бы свое поведение паршивейшим предчувствием относительно сегодняшнего дня. А он ведь только-только начался.
В том-то и дело, что Мэй уже не был прежним, а Дайнар не слишком доверял его смутным ущербным чувствам. Так хозяйка с опаской наливает молоко в надтреснувший кувшин, за неимением иной посуды. С Рыжим все вышло хуже – он из волшебного сосуда силы превратился в убогий жалкий черепок, которым разве только в грязи ковыряться. Вот ведь беда-то.
– Не вздумай, – жестко предупредил Мэй. – Слово жалости – и я вызову тебя на поединок! – почти выкрикнул он, заставив соратника покраснеть от стыда.
Насколько же явственно обозначились на его лице истинные чувства, если даже Мэйтианн смог прочесть их как по писаному.
– Мне нет прощения, мой князь.
– Никому нет прощения, – бросил Рыжий жестко. – И не будет.
Нельзя сказать, будто ему стало легче или спокойнее. Мэй просто затолкал свою боль и непокой поглубже в сердце, облачился в невидимые никому доспехи воли, а попросту сцепил покрепче зубы и продолжил наводить порядок в собственном войске. И очень своевременно, надо сказать.
Дайнар не знал, благодарить ему судьбу или же проклинать за внезапное решение присоединиться к патрульному отряду. Вроде бы и не собирался, и не планировал. Наверное, все-таки вмешался сам Лойс, подтолкнув в нужном для себя направлении, а потом беззвучно нашептал в ухо опасную мысль.
Гонца заметил Вайли, указав на быстро приближающуюся черную точку на горизонте, там, где дорога сбегала вниз с холма. Глаз у молодого десятника точно у сокола – зоркий и цепкий на диво. А ведь мать его была от рождения слепа. Дайнару, предположим, пришлось смотреть в увеличительную трубу.
– Кажется, курьер… – неуверенно сказал он.
– Он самый, – подтвердил глазастый десятник. – Плащ цветов лорда Тайгерна.
Никогда Дайнар не мог похвастаться особым умением предчувствовать, но сейчас он сразу же понял, что вести, которые везет гонец, – недобрые. Ничем не объяснимая уверенность росла с каждым мигом, пока посланник Тайгерна приближался к поджидающему его отряду.
И снова сыграл Лойс злую шутку со смертными. Обычно вестнику вменяется в обязанность вручать послание в руки того, кому оно адресовано. Священный долг гонца убедиться в этом. Но посланный Тайгерном молодой человек знал Дайнара почти всю свою жизнь, безмерно уважал лорда ир’Сагара и прекрасно помнил, насколько Мэй доверяет соратнику. А потому безропотно отдал свиток, ни мгновения не сомневаясь в том, что тот передаст Рыжему послание от брата.
– Рад видеть тебя, в’етт Магенн, – приветливо улыбнулся Дайнар. – Мы уже заждались вестей от кого-нибудь из Джэрэт’лигов.
– Милорд Тайгерн сейчас в большой немилости у государя, почти под домашним арестом, – пожаловался гонец. – Я едва сумел выбраться из Лот-Алхави незамеченным.
– Неужто все так плохо?!
– Хуже не бывает. Покуда с севера не напали дэй’ном, государь Альмар гневался, едва услышав хоть словечко про Джэрэт’лигов.
– А мы тут ничего и не знали.
– Лорд Тайгерн не стал брата понапрасну тревожить. Надеялся вернуть монаршую милость.
– А теперь? – осторожно расспрашивал гонца Дайнар, пытаясь постепенно выведать смысл послания.
– Уж не знаю, что там мой господин с братом решили, но мне велено было торопиться изо всех сил.
– С каким братом?
– С лордом Сэнханом, конечно!
Не заглядывая внутрь маленькой тубы, Дайнар все понял. Дело в Хелит. С любым иным делом Тайго и Сэнхан справились бы самостоятельно. Давненько уж взрослые мальчики, чтобы обходиться без помощи старшего брата.
– Я передам Мэю письмо, – небрежно бросил он и протянул ладонь. – Давай я провожу тебя в лагерь, в’етт. Ты ведь голоден и замерз?
Лойс говорил дайнаровыми устами, когда он передал Магенна на попечение своему личному слуге, не иначе. И когда распорядился согреть для усталого гонца побольше вина, тоже без Обманщика не обошлось.
«Отдавать – не отдавать, отдавать – не отдавать?» Пока Дайнар шел к Мэю, он извелся сомнениями. Сложно вообразить себе, что станет с Рыжим, если в письме что-то страшное. Человеческое существо – вещь хрупкая, с женщиной может случиться все, что угодно. Начиная от падения с лошади, заканчивая…
На истоптанном тысячами ног снегу неподвижно стоящий Мэй походил на сгусток свежей крови – огненный хвост на макушке трепал сырой холодный ветер.
Дайнар открыл было рот, чтобы позвать своего лорда и отдать ему послание, но его голос заглушил бешеный вой рога.
– Милорд! Они идут!
Отступник вышел за частокол и остановился как вкопанный. Холодное зимнее солнце немного прогрело воздух, чтобы нависший над противоположным низким берегом Бобрового ручья туман рассеялся, открыв для стороннего взгляда тревожную картину. Словно от края до края провели темную линию, перечеркнувшую горизонт, только то была совсем не линия, а неровный строй армии Чардэйка. Какие десять, там все сорок тысяч. Океан трепещущих на ветру, узких, как змеиные языки, знамен: малиновых, черных, зеленых.
Мэй окинул взглядом приближающуюся орду и понял – впервые в жизни ему придется отступать. Рассудок подсказывал, что дэй’ном легко растопчут защитников Приграничья. Их с Тиншером дружина не сможет оказать ощутимого сопротивления в чистом поле. Их попросту возьмут в клещи и раздавят людской массой. Но задержать продвижение в глубь Тир-Луниэна надо любой ценой. Любой.
Он обернулся назад на своих соратников. Дайнар едва не отшатнулся. Рыжий в одночасье обернулся Финигасом. Незабываемый жестокий прищур, те же заострившиеся черты, а главное, сила и непреклонность, возродившиеся в Рыжем. Не Мэйтианн’илли, и уж тем более не Отступник Мэй стоял пред своим войском, но сам Финигас. Таким, каким его помнили и представляли те, кому не довелось знать великого князя Джэрэт – воплощенная ненависть и жестокость.
– Отступаем! – скомандовал Мэй. – Отступаем в Эр’Иррин!
Князю Тиншеру было предложено вернуться в свою вотчину, занять оборону, чтобы впоследствии влиться в объединенное войско государя Альмара. Так толку будет больше. Лорд Тиншер не возражал. Он лучше других понимал, что со стороны Отступника это вовсе не героическое и красивое самопожертвование, а жесткий и бескомпромиссный расчет. Только крепость, перекрывающая проход по самой большой и важной дороге Приграничья, сумеет стать оплотом, который Верховному Вигилу будет трудно разбить. Эр’Иррин создан для длительной осады, его арсеналы полны оружия, а кладовые – хлеба; баллисты и катапульты заряжены.
Пускай все погибнут, но, прежде чем падут стены Эр’Иррина и умрет последний из его защитников, часть сил Чардэйка будет на какое-то время связана. С другой стороны, разве не для того они взяли в руки оружие, не для того сознательно избрали стезю брани, чтобы однажды сложить голову, защищая свой народ?