Через шесть часов мы остановились, чтобы поесть и попить. Прошло уже девять часов после моего пробуждения, однако мы не стали отдыхать: следовало как можно дальше уйти от обиталища гигантов.
После мы направились на юго-запад, ведь малейшее уклонение на север могло привести слишком близко к Сиянию. На четырнадцатом часу дневного перехода мы пришли к краю откоса широкой долины. Заполнявший низменность мрак мешал оценить ее истинную глубину. Тем не менее, мы начали спускаться, чтобы не обходить ее.
Тьма здесь казалась совсем иной, чем та, что царила на дне древнего моря. Там нас окружала сероватая мгла, долину же заливала истинная чернота, хотя воздух в ней и казался более чистым.
Три часа мы спускались по склону, а потом остановились, чтобы поесть и попить; я не хотел этого, но вынужден был подчиниться настоянию Наани, следившей за порядком. Нельзя было забывать про еду, чтобы не ослабеть.
И хотя Дева проявила истинную мудрость, я все-таки досадовал на нее; возможно, потому, что самолюбие мое было задето, а скорее всего, потому что давало знать о себе избитое тело.
Хотя мы бодрствовали уже семнадцать часов, но останавливаться не стали, стремясь как можно скорее выйти наверх из черной Долины. Ни одно огненное жерло не освещало наш путь. Лишь под ногами нашими вспыхивали крошечные голубоватые огоньки, словно бы здесь из земли исходил неизвестный мне газ.
Через два часа после трапезы нам пришлось остановиться, потому что ночь донесла до наших ушей загадочный звук. Плотно припав к земле, мы внимали, однако ничего более не услышали.
Потом мы пошли дальше, однако души наши испытывали странное томление; нам казалось, что в ночи что-то таится, хотя уверенности в этом мы не испытывали. Мы шли вперед целый час, дважды миновали голубые огни; можно было подумать, что здесь землю покрывал тонкий слой газа, не то чтобы горевшего, но скорее медленно тлевшего без шипения и треска, превращаясь в свет. Кое-где мы ощущали едкий запах, весьма отвратительный для гортани.
Когда уже заканчивался следующий час и мы успели удалиться от голубых огоньков, вдали как будто бы пробежали люди, скорее напомнив нам погибшие души, ибо топот ног их был очень негромок, словно бы все они бежали босиком. Вглядываясь в тени, мелькавшие на фоне голубых огней, я подумал, что вижу людей Малой Пирамиды, и уже собрался было возвысить голос, чтобы узнать, кто они; однако предпочел соблюсти осторожность, ибо ни в чем нельзя было испытывать какую-либо уверенность посреди обступившего нас беспредельного мрака. И пока мы напрягали свое внимание, вдали вновь раздался звук, подобный тому, который мы недавно слышали. Два часа назад его уловили лишь наши души, а теперь восприняли и тела; в нем было нечто знакомое, похожее на то, как нечто вращается в ночи.
Тут весьма великий ужас овладел Девой; ей было известно, что подобный звук предвещает приближение одной из величайших в этом краю сил Зла; звук этот был давно известен в Малом Редуте. Тем не менее, душа моя и без того догадывалась о грозной беде; догадывалась и трепетала; ведь я не мог защитить Наани.
Звук вращения приближался, он уже опустился в долину и свистел во мраке. Сердце надломилось во мне; только что мы были счастливы и вдруг оказались перед лицом смерти.
Наани вернула мне нож, чтобы я лишил ее жизни; даже в последние мгновения она боялась ужасного Дискоса. И я взял нож, но не поцеловал Деву, а замер на месте в отчаянии, прижимая ее к себе. Ничего более не замечая, обратившись лицом к источнику звука, я обнажил свое запястье с капсулой.
А звук становился все ближе, он подползал к нам через долину. И сердце мое увяло, и дух почернел от отчаяния: надежды не было, я не мог спасти Деву.
И тогда Наани протянула ко мне руки и, заставив меня пригнуться, поцеловала в губы. Не помню, поцеловал ли я сам ее в этот момент… отчаяние палило меня, лишало покоя. Но было и утешение: приближалась и моя собственная смерть.
И Дева приблизилась ко мне… став так, чтобы руке моей было удобно. Потом я не раз вспоминал ее позу; молите Бога, чтобы вам никогда не пришлось пережить такого мгновения! Чудом была она для меня посреди всего ужаса, и память об этом чуде навсегда пребудет со мной.
Дева покорно стояла передо мною, и я вдруг заметил во мраке свет — бледный и жуткий… А в свечении этом как бы скрипел, вращаясь, некий огромный ствол — словно великое древо приближалось к нам из непроглядной тьмы.
Я повернул Деву спиной к Древу, и она затрепетала в моих руках, ожидая немедленной смерти. Но я старался телом своим отгородить Наани от зла.
Древо вдруг остановилось и отступило. Бледный свет померк. Вращающийся ствол исчез.
Охрипшим голосом я воскликнул, что Злая Сила оставила нас. Дева не ответила, но всем телом припала ко мне. Поддерживая ее, я огляделся, подозревая, что Древо может приблизиться к нам с другой стороны.
Я водил головой из стороны в сторону, но ничего не увидел. А потом вдруг посмотрел наверх — ведь неведомая сила могла напасть и сверху. И вот я увидел над нами ясное светящееся кольцо. Сердце мое возликовало; полный святого счастья и великой благодарности, я более не опасался Древа; ведь на защиту наших душ выступила одна из тех Великих Сил Добра, которые всегда становятся между Злом и душой человека.
При всей святости защитившей нас Силы, скажу: она не смогла бы спасти нас, если бы мы проявили слабость и страх; сопротивлением своим мы заслужили спасение.
Впрочем, это всего лишь мое мнение, доказательств которого у меня нет. Но главное в том, что святое кольцо хранило нас своим светом двенадцать полных часов; нетрудно было понять, что Сила Зла прячется неподалеку, рассчитывая погубить нас; но не следует думать, что подобные чудеса могут свершаться бесцельно; нет, Великая Любовь своим щитом закрывала нас от близкого Зла.
Духом и Разумом осознав, что злая участь более не грозит нам, я почувствовал, что Наани лишилась сознания. Вы ведь не забыли, с какой милой отвагой она готовилась к смерти; не стеная, не жалуясь, всей своей отвагой и благородством она пыталась помочь мне в этот ужасный момент, но, тем не менее, лишилась чувств, потому что успела пережить сотню смертей, ожидая медлившего удара. Я постарался поскорей вернуть ее в чувство и сообщил радостную весть, а потом поцеловал: ласково, нежно, с великим счастьем, и восхитился ее отвагой. Наани чуть всплакнула от внезапной радости и поцеловала меня в губы — наверное, сотню раз, тем самым давая понять, что знает, насколько тяжело было бы мне выполнить столь ужасный и неизбежный поступок. Всякий поймет, что было у нее на сердце.
Святой свет оставался над нами, и Наани с благоговейным трепетом смотрела на него, ощущая, как покой и отдых возвращаются в ее сердце.
Потом мы направились дальше, горя любовью друг к другу, и шли полных двенадцать весьма утомительных для тела часов, однако сердца наши не прекращали петь, и руки наши не разъединялись, ибо велика была наша потребность друг в друге.
На девятом часу из огромной дали, из мрака долины прилетели жуткие крики, и души наши ощутили звук вращения, столь слабого и далекого, что нельзя было понять, действительно ли мы слышали его. Однако сердца наши дрогнули, потому что там, позади, в черном мраке, случилось нечто ужасное с людьми из Малого Редута. Любая мысль о Древе вселяла страх в душу. Оставалось благословлять тихий и святой свет, сопутствовавший нам все это время, и думать лишь о том, чтобы он защищал нас. Великие Силы сражались в этой земле.