Поиски преступников интенсивно продолжались до конца декабря, но новогодние хлопоты как-то сами собой отодвинули их на второй план. В ночь на тридцать первое декабря в новогоднем «Голубом огоньке» должна была прозвучать песня в исполнении Юлии Пашковской «Белая дверь», а ее имя должно было быть обведено черной траурной рамкой, но руководство ЦТ, несмотря на мои настойчивые просьбы, отказалось помещать имя Юли в рамку – «чтобы не портить советским зрителям праздничного настроения.». По моей информации, причина была в другом: московские городские власти не хотели привлекать излишнего внимания людей к позорно высокому уровню уличной преступности в столице – ведь преступники так и не были пойманы! Но тут уже вмешались журналисты ЦТ, «Комсомолки» и «Работницы» – все-таки погибла их коллега, журналист, а в этой среде корпоративная этика даже во времена СССР была очень крепкая. Вмешался профком журналистов. Дело дошло до ЦК. В «Комсомольской правде» вышла большая статья под названием «Кто погасил звездочку?», текст которой сопровождала самая удачная фотография Юлии в траурной рамке.
«Девочка-ангел у кровати больной матери… Упорство и настойчивость в учебе. Достижения советской медицины… «Ты можешь ходить, мама!..» Успешная журналистка потрясающей красоты и обаяния. Мастер разглядел талант будущей певицы.
На самом взлете звездной карьеры… Первая пластинка – и сразу успех!.. Ужасная смерть в темном дворе. Дело взято под особый контроль. Следствие ведет следователь по особо важным делам при Прокуратуре СССР… Будет ли траурная рамка в передаче «Голубой огонек»?.. Цветы на Ваганьковском кладбище.»
Статья о судьбе Юли потрясла всю страну. Романтическая история жизни и смерти простой московской Золушки вызвала у людей бурю чувств и эмоций! Да что там говорить, даже у меня, отпетого циника из времени циников, во время чтения статьи невольно щипало в глазах.
Статья вызвала поистине народные волнения. Редакции газет и ЦТ завалили мешками писем, в МВД шли и шли телеграммы от коллективов предприятий с гневными требованиями найти и покарать преступников. Директора киностудий бились в Комитете по кинематографии за право снять художественный фильм о Юлии Пашковской. В очередях и переполненном общественном транспорте обсуждалась одна тема – разрешат власти траурную рамку или вообще не включат выступление Юли в передачу «Голубой огонек».
Наконец наступил новый, 1982 год. В новогоднюю ночь почти трезвая страна приникла к экранам телевизоров: «Голубой огонек» все ждали с особым чувством – никто не смотрел выступления артистов балета, и никого не смешили шутки юмористов. Песню Юлии редакторы поставили в самый конец передачи. «Белая дверь» сама по себе потрясающая песня, но когда страна видела, как ее исполняет удивительно красивая девушка, печальную судьбу которой уже знала, у всех зрителей по щекам текли слезы. Конечно, имя певицы было в траурной рамке – власти испугались волны народного возмущения.
Но после этих событий я практически потерял надежду на то, что отморозки действительно будут пойманы. Я считал, что из-за поднятого шума они наверняка забились в свои норы, как говорится, легли на дно, а может, вообще куда-нибудь уехали. Кстати, я позвонил следователю и предложил проверить, не пропали ли неожиданно или не уехали из дома где-нибудь в Подмосковье одновременно трое или больше молодых людей. Это было маловероятно, конечно, но мы цеплялись за любую возможность. Калиниченко, кстати, тоже был очень заинтересован в поимке ублюдков – для него это стало делом чести, да и возможность стать народным героем в случае удачи тоже вдохновляла. Он пообещал разослать запросы по всей области.
В проведении праздничных балов в «Звезде», которые, кстати, принесли мне рекордные доходы, я участвовал, разумеется, без особой охоты. Мои ребята, понимая, в каком я состоянии, старались меня не беспокоить без особых причин. Вследствие этого в первых числах января у меня неожиданно образовалось много свободного времени, чего не было уже очень давно. Я был действительно немного не в себе – Юлия была единственной девушкой, которая вызывала у меня такие сильные чувства, и все мои мысли были только об одном – поймать и отомстить! Шансов было очень мало – ни на милицию, ни на бандитов я уже не надеялся.
От безысходности мне пришла в голову дикая идея: я решил выйти на охоту сам – ловить ночью на «живца» всякую падаль. План был дурацким, но ни на что другое я в тот момент не был способен. Саныч, чувствующий себя виноватым в смерти Юлии, даже не стал ничего спрашивать – просто достал из багажника монтировку. В качестве «живца» я не мог использовать женщину, поэтому снова обратился к помощи безотказного Валентина. То ли он сильно нуждался в деньгах, то ли все еще надеялся на что-то, но согласился без раздумий. Я купил ему в комиссионке шикарную женскую шубу из чернобурки, итальянские высокие сапоги с тонким каблуком и кокетливую шляпку на соболином меху. Надев все это, накрашенный и напомаженный, Валя выглядел не хуже, чем голливудская красотка. Кажется, мы даже немного переборщили – такая девушка нелепо смотрелась бы в грязных московских двориках. Но мы все равно решили попробовать – понадеялись на темноту и тупость отморозков. Надежды оправдались. В первую же ночь на «наживку» клюнула шайка из четырех уродов.
Мы с Санычем, для начала вырубив их, затащили ублюдков в ближайший подвал на стройке и переломали им правые руки чуть ниже локтя, а затем устроили допрос с пристрастием: фамилии, адреса, где были в день убийства. Все ответы записывали на диктофон Sony для проверки их следователями. Допрашивали мы ворье, естественно, порознь, и если ответы не совпадали, ломали еще и левую руку. Я понимал, что это жестоко, что такими их сделала пресловутая советская действительность, но жалости не было, так как передо мной все еще стояло лицо мертвой Юли в гробу.
Первая шайка рассказала обо всех своих похождениях, в том числе о двенадцати ограблениях, о том, что и у кого они взяли, кому сдавали награбленное. Где они были четвертого декабря, в день убийства Юли, они вспомнили с трудом – и то только потому, что третьего декабря у одного из них был день рождения и на следующий день они все жутко болели и лечились «Жигулевским».
Мы приковали их ноги к ржавым трубам с помощью наручников и оставили так до приезда опергруппы, которую сами же и вызвали. Конечно, признания, добытые таким путем, не могут служить доказательством преступлений, но для оперативников, обладающих теперь подробной информацией об исполнителях, подробностях грабежей и местах сбыта награбленного, эта помощь станет хорошим подспорьем для дальнейшей раскрутки дел.
В эту же ночь Валентина еще дважды пытались ограбить и изнасиловать, и еще две шайки по очереди были допрошены с пристрастием в том же подвале – хорошо, что я запасся целой связкой наручников. Одну шайку из трех бандитов, которую мы взяли довольно далеко от стройки, даже пришлось везти до подвала на машине «Волга-универсал», взятой напрокат у знакомого фарцовщика.
Свою охоту мы продолжали почти две недели – днем отсыпались, а ночью выезжали в глухие отдаленные районы, как на работу, пока по Москве не поползли слухи. Кто говорил о банде садистов, избивающих честных граждан по ночам, кто рассказывал о группе вооруженных до зубов женщин, мстящим за свой позор, а кто-то уверял, что в УВД создана специальная секретная опергруппа, которая убивает ночных грабителей без суда и следствия. Речь шла уже о сотнях убитых бандитов.