Командиры дивизий и полков, особенно бомбардировочной авиации, слабо учитывали сопротивление, оказываемое противником, назначали большие высоты для бомбометания поэтому их результаты оказались сравнительно низкими.
«Самолеты связи, две эскадрильи (153-я, 154-я), сформированные с довольно большим опозданием после мобилизации и то полностью неукомплектованные, работали хорошо, график движения выдерживался, к большому недостатку надо отнести то, что эти самолеты при малейшем господстве авиации противника никогда и никуда не доставят ни одного пакета, имея в виду, что самолеты не вооружены, не боевые и устаревшего типа» — был сделан неутешительный вывод в докладе об итогах работы войск и средств связи в ходе иранской операции [334] .
Личный состав, сознательно завышая результаты бомбометаний, не отличался честностью при составлении донесений. Приведем характерные примеры: старший лейтенант Павлюченко 25 августа докладывал, что в Маранде обнаружил аэродром, с западной его стороны пять ангаров, и один ангар в результате бомбометания загорелся. По наблюдениям других экипажей в трех километрах западнее Тебриза также был обнаружен аэродром, на аэродроме 13 ангаров, 15 бомбардировщиков и 9 истребителей. Аэродром был обнаружен и в Миане, причем отмечались прямые попадания в ангары [335] . Как позже выяснилось, во всех указанных населенных пунктах аэродромов нет и никогда не было! Таким образом, не проверяя на достоверность донесения экипажей, штабы авиадивизий в разведывательных сводках помещали ложные сведения и тем самым вводили в заблуждение вышестоящие штабы.
Имели место случаи проявления элементарной трусости. Экипаж самолета в составе летчиков Акулина и Кошкина из-за потери ориентировки произвел вынужденную посадку на территории противника, занятой советскими войсками. После посадки летчики, не делая попыток к выяснению обстановки, сожгли самолет, сорвали с себя петлицы, знаки различия и направились на верблюдах, взятых у местных жителей, на советскую территорию [336] . Трудно представить более парадоксальную картину: в зоне расположения советских войск два сталинских сокола собственными руками уничтожают самолет со звездами на фюзеляже! О том, какова участь этих двух несчастных, говорить, пожалуй, не стоит.
И, тем не менее, Красная Армия даже в таком состоянии прошла триумфальным маршем по иранской территории. В ходе проведения операции скорость движения пехоты достигала 25–30 км в сутки, кавалерийских частей — 40–50 км, моторизованных и механизированных частей — 130–150 км. Одна из причин этого кроется в том, что Красная Армия продвигалась в основном по территории, занятой национальными меньшинствами Ирана — курдами, армянами и азербайджанцами, а они, как известно, не испытывали симпатии к шахскому режиму. Так, курды помогали продвижению советских войск — предоставляли проводников, разоружали иранские жандармские и армейские подразделения.
Накануне операции неплохо потрудились и советские дипломаты. 23 августа 1941 г. несколько ответственных сотрудников посольства прибыли в наиболее важные в стратегическом отношении пункты северного Ирана и после необходимой подготовки вступили в контакт с иранскими губернаторами и начальниками гарнизонов, убеждая отвести войска с советско-иранской границы во избежание ненужного кровопролития.
Ответственная миссия была поручена Даниилу Семеновичу Комиссарову — легенде российской иранистики, известному в будущем востоковеду, послужившему прототипом одного из героев популярного фильма «Белое солнце пустыни». Прибыл Д. С. Комиссаров в Иран за два месяца до нападения гитлеровцев на СССР. Вскоре он получил секретное и непростое задание: «Немедленно выехать в район Чалуса и принять все меры, чтобы не было сопротивления советским войскам, входящим в порт Ноушехр». На всю операцию отводилось несколько дней. Он поехал в Чалус якобы на отдых — отпустил машину, купил велосипед и по дороге отметил, что все побережье усеяно пулеметными гнездами. К тому же здесь находились поместья Реза-шаха, которые охранял отдельный полк с кавалерией, артиллерией и пехотой. Штаб реза-шаха уже заранее разослал по инстанциям сводку о «больших потерях, которые несут советские войска, вторгшиеся в Иран».
«Как обеспечить бескровную высадку нашего немногочисленного десанта? Силой здесь ничего не решишь», — с этими мыслями Д. С. Комиссаров ехал на велосипеде по побережью Чалуса августовским утром 1941 г. Прошли годы, и, отмечая свое 100-летие, Д. С. Комиссаров поделился воспоминаниями:
— После мучительных раздумий я решил свести знакомство с комендантом, начальником гарнизона всех этих войск. И мы с ним так подружились на почве персидской классической поэзии, что вскоре уже вели доверительные беседы. Я убедил его в том, что идет большая группа войск, и кровопролитие будет большое.
«Что же вы предлагаете?» — спросил комендант. «Давайте мирно договоримся, — ответил я, — что мы не будем ничего плохого делать для Ирана. Войска, которые войдут, так и останутся здесь, на побережье. Никуда не пойдут. Никого не тронут».
Два дня спустя состоялась наша очередная встреча с иранским комендантом. Мы снова говорили о персидской поэзии и о том, что наша цель — только изгнать из Ирана немецких шпионов, что принесет пользу обеим нашим странам. Я приводил массу персидских пословиц по поводу дружбы и мира. И, видимо, это возымело воздействие на образованного полковника. Следующая наша встреча проходила уже в час «икс» 25 августа в порту Ноушехр, когда вдали появился дым наших кораблей. И тут комендант сказал: «Я не могу убрать войска, иначе шах меня расстреляет. Но будьте уверены, без моего приказа не раздастся ни единого выстрела».
Флотилия подошла. Наши моряки высадились. Не раздалось ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны. Моя задача была выполнена: вооруженного конфликта между советскими и иранскими военными в районе Чалуса удалось избежать! [337]
В результате этих умелых действий Д. С. Комисарова и других работников советского посольства в ряде пунктов иранские военные части, приготовившиеся к сражению с советскими соединениями, были расформированы (например, в Чалусе на перекрестке трех шоссейных дорог и в порту «Ноушехр», где по плану высаживался наш морской десант), а в других районах дело обошлось минимальными потерями.
Упомянутые посольские работники не только сэкономили силы нашим войскам и внесли свою лепту в успех операции в целом, но оставались некоторое время на своих местах и после приказа иранского правительства вооруженным силам Ирана о прекращении сопротивления. Тем самым дипломатические работники помогли советским войсковым частям в дислокации, обустройстве и установлении нормальных отношений с местными властями.
Выступая на научно-практической конференции в МГИМО 29 октября 1999 г., академик С. Л. Тихвинский вспоминал: «До ввода войск посольству СССР в Тегеране было поручено направить своих сотрудников на север Ирана, ближе к тем пунктам, через которые ожидалось вступление в Иран советских войск, с целью разъяснения местным иранским властям мотива ввода в страну советских войск; следовало заверить представителей властей и население, что ввод войск не направлен против иранского народа, и тем самым максимально обеспечить частям Красной Армии выполнение поставленных перед ними задач. Выполнение данного поручения сотрудниками посольства в Иране было сопряжено с немалыми трудностями и подчас с непосредственной угрозой их жизни со стороны немецкой агентуры среди местной администрации северных провинций Ирана и даже со стороны многочисленных немецких граждан, обосновавшихся под различными предлогами вблизи советской границы».