Однако уже в мае 1940-го произошло событие, после которого все старые планы оргструктурных мероприятий танкистов РККА оказались в прямом смысле слова отправленными в мусорную корзину. Событием этим, как несложно догадаться, стал разгром Франции.
Во-первых, успех немецкого блицкрига моментально изменил стратегическую обстановку в Европе. Казавшаяся могучей силой французская армия, победительница Первой мировой, оказалась разгромлена в рекордно короткие сроки и теперь существовала лишь в виде оставленных правительству Виши огрызков для поддержания порядка в колониях. Англичане едва сумели унести ноги с континента, оставив на пляжах Дюнкерка почти всю технику и тяжелое вооружение. Кроме победоносного вермахта, в Европе осталась лишь одна значимая сила — РККА, и вне зависимости от договоров и прочих политических игр военные были обязаны учитывать в своем планировании возможность того, что рано или поздно этим двум армиям придется сойтись на поле боя.
Во-вторых, у высшего командования РККА, как, впрочем, и у военных других стран, не исключая даже Германию, столь быстрый и масштабный разгром англо-французских войск вызвал состояние, близкое к шоку. Если польскую репетицию блицкрига еще можно было списать на неравенство сил, «прогнивший панский строй» [273] и прочие «объективные обстоятельства», то с Францией оправдаться подобным образом было сложнее. По технике и численности англо-французские войска как минимум не уступали немцам, чувство глубокой классовой солидарности Третий рейх у них тоже вряд ли мог вызвать — и волей-неволей приходилось делать вывод, что секрет немецкой победы надо искать в области военных решений.
Проблемой, однако, был тот факт, что в тот момент никто из командования РККА не мог взять с книжной полки, скачать из Интернета или еще каким-нибудь образом получить доступ к мемуарам немецких командиров, где механизм блицкрига с немецкой педантичностью был разложен по винтикам-шурупчикам, каждый из которых подробнейшим образом расписан. В мае 1940-го опыт французской кампании не успели толком проанализировать даже в германских штабах. Но немцы, по крайней мере, имели информацию «из первых» рук, а советским военным пришлось полагаться на данные разведки.
Разведка вновь «не подвела» и проинформировала советское командование о том, что для наступления немцы развернули на голландской, бельгийской и люксембургской границах 90 дивизий, в том числе 15 танковых и моторизованных, да еще 40 дивизий на французской границе (а всего на 10 мая 1940 года, по данным разведки, немцы располагали более чем двумя сотнями дивизий). Действуя под прикрытием примерно девяти тысяч боевых самолетов, широко применяя «новые приемы и методы ведения боевых действий» и «новые наступательные средства (тяжелые танки, мотоциклетные части, пикирующие бомбардировщики, авиадесанты)», немецкие войска в кратчайшие сроки «проникли в глубь территории Франции, достигли побережья Северной Франции и тем самым отделили бельгийскую группировку союзников от основных сил Франции, окружили бельгийскую группировку союзников численностью до 60–70 дивизий», правда, потеряв при этом две тысячи боевых самолетов и около полумиллиона человек убитыми и ранеными [274] . «Лишь в окрестностях Роттердама был произведен десант в 15 тыс. чел, вооруженных пулеметами, легкими орудиями, зенитными орудиями и легкими танками» [275] . Укрепления «линии Мажино» вермахт, по мнению советской разведки, взламывал тяжелыми танками, вооруженными 100-мм пушками (правда, данные о боевой массе тяжелых танков разнились — по сведениям одних источников, немецкие тяжелые танки «Т5» и «Т6» весили 60 тонн, другие источники ограничивались «всего лишь» 32 тоннами) [276] . Не менее чем 2–3 немецких танковых дивизии, по данным все той же доблестной разведки, имели в своем составе по одному полку тяжелых танков, впрочем, другие источники сообщали о создании двух дивизий из 35-тонных тяжелых танков [277] . Немецкие же мотоциклисты, по мнению товарищей Штирлицев, раскатывали по полям и дорогам Бельгии и Северной Франции группами до шестидесяти тысяч человек [278] .
Забегая вперед, отметим, что и самая суперсверхэффективная работа разведки тоже сама по себе не может быть панацеей от всех болезней сразу. Даже если бы какому-то советскому Штирлицу темной ночью удалось бы прокрасться в кабинет Гейнца Гудериана и вытащить из его сейфа Большой Секретный Конверт с надписью «Все, что вы хотели бы знать о немецкой тактике, но стеснялись спросить!», это вряд ли радикально поправило бы ситуацию в советских танковых войсках. К примеру, доступ руководства российских автозаводов к лучшим образцам фирм «ауди», «БМВ» и «мерседес» еще не делает продукцию этих заводов хитом сезона на мировом авторынке. Поговорка «что русскому здорово, то немцу смерть» работает в обе стороны, и поэтому самую лучшую немецкую тактику все равно бы пришлось подгонять под действительность РККА-41 — «сырые» новые танки, изношенные (и стоящие без запчастей) машины старых типов, грузовики без резины и личный состав, «не понимающий русского языка».
Но вернемся назад, в весну — лето 1940-го.
В общих чертах было понятно, что в механизме немецкого военного чуда одну из решающих ролей сыграли крупные механизированные соединения — то самое, от чего РККА не так давно отказалась. Теперь же, глядя на немецкий опыт, все дружно захотели получить аналогичный меч-кладенец, причем как можно быстрее. Только 10 мая началось немецкое наступление во Франции, а уже 27 числа того же месяца наркомом обороны Тимошенко и Начальником Генштаба Шапошниковым Сталину и Молотову был представлен проект организации механизированных корпусов и танковых дивизий. В состав корпуса должны были входить две танковые и одна моторизованная дивизии. Для обеспечения наступательных действий корпуса или при отражении контратак противника считалось желательным придавать танковому корпусу не менее одной авиабригады в составе двух бомбардировочных и одного истребительного авиаполков. Всего предлагалось сформировать шесть управлений танковых корпусов и 12 танковых дивизий, разумеется, не с нуля — на них предполагалось «пустить» уже существующие части, как танковые, так и кавалерию с пехотой. Этот проект был «в целом» одобрен руководством страны, при этом число создаваемых танковых корпусов было увеличено до восьми, плюс две отдельные танковые дивизии. Окончательно проект создания уже механизированного корпуса нового типа был утвержден Совнаркомом 6 июля 1940 г.