А вот встреча в Риме уже больше соответствовала тому, как представлял ее себе Пишотта. Министру Трецце было далеко до кардинала. В конце концов, он же был министром юстиции, а Пишотта всего лишь посланцем бандита. Он сказал Пишотте, что, если христианские демократы проиграют на выборах, коммунисты примут чрезвычайные меры, чтобы уничтожить на Сицилии всех бандитов до последнего. Да, конечно, карабинеры по-прежнему делают вылазки против Гильяно, но тут уж ничего не поделаешь. Видимость должна быть сохранена, иначе радикальные газеты поднимут вой до небес.
— Вы что же, ваше превосходительство, — прервал его Пишотта, — хотите сказать, что ваша партия никогда не даст прощения Гильяно?
— Это будет трудно, — сказал Трецца, — но не невозможно. В том случае, если Гильяно поможет нам победить на выборах. И если потом он какое-то время посидит тихо и не будет никого выкрадывать и грабить. Если даст немного о себе забыть. Пожалуй, ему бы даже стоило эмигрировать в Америку, а потом через какое-то время вернуться, когда все забудут и простят. Но если мы победим на выборах, одно я гарантировать могу. Мы не станем предпринимать серьезных усилий для его поимки. А если он захочет эмигрировать в Америку, мы не станем чинить ему препятствий или уговаривать американские власти выдать его.
Помолчав немного, он добавил:
— Я лично сделаю все, что в моей власти, чтобы убедить президента Италии даровать ему прощение.
— Но если мы станем образцовыми гражданами, — со своей хитрой усмешечкой произнес Пишотта, — что мы есть-то будем — Гильяно, и его люди, и их семьи? Может, правительство как-то заплатит нам? Мы ведь выполним за него всю черную работу.
Дон Кроче, слушавший эту беседу с закрытыми глазами, точно спящая рептилия, поспешно произнес, предупреждая возмущенную реплику министра:
— Это шутка, ваше превосходительство. Парень впервые выехал за пределы Сицилии. Он не понимает суровой морали здешнего мира. Пусть вас не волнует эта проблема. Я обо всем сам договорюсь с Гильяно. — И он бросил на Пишотту предупреждающий взгляд.
Но министр внезапно улыбнулся и сказал, обращаясь к Пишотте:
— Что ж, я рад видеть, что молодые люди на Сицилии не изменились. Я сам когда-то был таким. Мы не боимся потребовать того, что нам положено. Но может быть, ты хочешь получить что-то более конкретное, чем обещание?
Трецца открыл ящик стола и вытащил оттуда плотную карточку с красной каймой. Швырнув ее Пишотте, он сказал:
— Это специальный пропуск, подписанный мною лично. С ним ты можешь передвигаться по всей Италии и Сицилии — полиция никогда не задержит тебя. Это дороже золота.
Пишотта поблагодарил наклоном головы и положил пропуск в карман куртки… По дороге в Рим он видел, как дон Кроче показывал такой же пропуск, и понял, что получил нечто весьма ценное. Но тут ему пришла в голову мысль — а что, если его схватят с этим пропуском? Скандал будет такой, что всколыхнет всю страну. Второй человек в отряде Гильяно — и вдруг обладатель пропуска, подписанного самим министром юстиции? Как такое может быть? Мозг Пишотты усиленно заработал, пытаясь решить загадку, но ответа в голову не приходило.
То, что министр дал ему столь важный документ, показывало его добрую волю. Приятно было и то, как щедр был к нему дон Кроче. И все равно Пишотта не верил им. Прежде чем распрощаться с Треццой, он попросил министра написать Гильяно записку, которая подтверждала бы, что их встреча действительно состоялась. Трецца отказался.
Когда Пишотта вернулся в горы, Гильяно с пристрастием допросил его, заставляя вспомнить и повторить каждое слово. Пишотта показал Гильяно пропуск с красной каймой и высказал удивление, почему министр дал ему этот пропуск — ведь это же опасно для министра, тут стоит его подпись.
— Ты настоящий брат мне, — сказал Гильяно, похлопав его по плечу. — Ты куда подозрительнее меня, а вот ведь так мне предан, что будто ослеп. Наверняка дон Кроче попросил его дать тебе этот пропуск. Они надеются, что ты им воспользуешься, приедешь в Рим и станешь их осведомителем.
— Ах он потаскухин осел, — вскипел от ярости Пишотта. — Уж я воспользуюсь этим пропуском — поеду туда и перережу ему горло.
— Нет, — сказал Гильяно. — Храни этот пропуск. Он нам пригодится. И еще одно. Похоже, конечно, что это подпись Треццы, но я не уверен, что это так. Это подделка. И когда им будет выгодно, они всегда могут сказать, что пропуск недействителен. А если им будет выгодно иначе, то скажут, что пропуск в полном порядке, и представят запись, что он выдан Треццой…
Пишотта признал, что это выглядит разумно. Он все больше удивлялся тому, что Гильяно, такой открытый и честный, способен легко разгадывать махинации своих врагов…
— Тогда как же можем мы верить, что они сдержат свои обещания? — сказал Пишотта. — Почему мы должны им помогать? Мы политикой ведь не занимаемся.
Гильяно задумался. Аспану всегда был циником и человеком жадноватым. Они не раз ссорились из-за того, как делить награбленное: Пишотта требовал увеличить долю отряда.
— А у нас нет выбора, — сказал Гильяно. — Если коммунисты придут к власти, они никогда мне не простят. Так что сейчас наши друзья и товарищи по оружию — это христианские демократы, министр Трецца, кардинал Палермский и, конечно, дон Кроче. Самое главное для нас — сдержать коммунистов. Мы встретимся с доном Кроче и обо всем договоримся. — Он помолчал и потрепал Пишотту по плечу. — Это хорошо, что ты вынул из кардинала записку. Да и пропуск тоже нам пригодится.
Но Пишотта все еще не был убежден.
— Мы выполним за них всю черную работу, — сказал он. — А потом будем, точно нищие, выклянчивать у них прощение. Я никому из них не верю — они разговаривают с нами так, будто мы глупее девчонки, которой можно пообещать все сокровища мира, только бы уложить в постель. Я считаю, мы должны драться за себя и то, что мы добываем, оставлять себе, а не раздавать беднякам. Мы же давно могли бы разбогатеть и жить как короли в Америке или Бразилии. Вот как надо поступать, тогда можно и не считаться с этими pezzonovante.
Гильяно решил раскрыть ему карты.
— Аспану, — сказал он, — ставку мы должны делать на христианских демократов и на дона Кроче. А если мы добьемся чего надо и получим прощение, народ Сицилии уж конечно захочет, чтобы правили им мы. Так что мы выиграем по всем статьям.
Гильяно помолчал и с улыбкой посмотрел на Пишотту.
— Если же они нас надуют, ни я, ни ты не упадем в обморок от удивления. Ну что мы потеряем? В любом случае нам все равно надо сражаться с коммунистами — это наши враги… А теперь выслушай меня внимательно. Мы с тобой думаем одинаково. Вот побьем коммунистов, тогда и возьмемся за «Друзей» и за дона Кроче — это будет наша последняя схватка.
Пишотта передернул плечами.
— Мы делаем ошибку, — сказал он.
Гильяно хоть и продолжал улыбаться, но задумался. Он знал, что Пишотте нравится жить вне закона. Это соответствует его характеру, и, хотя он смекалист и хитер, у него нет дара предвидения. Не может он совершить прыжок в будущее и понять, какая участь неизбежно ждет их, если они останутся вне закона.