— Хорошо, — сказала Валери. — Купи мне и детям несколько этих знаменитых кимоно. Да, между прочим, вчера тебе звонил какой-то человек, который назвавшись твоим другом в Вегасе, хотел встретиться с тобой там. Я сказала ему, что ты в Токио.
У меня екнуло сердце. Я спросил:
— Он назвался?
— Нет, — сказала Валери. — Не забудь про подарки.
— Не забуду, — сказал я.
Остальная часть дня прошла в некотором беспокойстве: я позвонил в авиакомпанию, чтобы заказать на завтрашнее утро билет обратно в Штаты, и вдруг почувствовал, что не очень уверен, что Калли вернется. Осмотрев его спальню, я не обнаружил большого обитого латунью чемодана.
Уже начало смеркаться, когда пришел Калли. Он потирал руки, возбужденный и довольный.
— Все в порядке, — сказал он. — Беспокоиться не о чем. Сегодня вечером мы развлечемся, а завтра закончим дела. На следующий день, послезавтра мы будем в Гонконге.
Я звонил жене, — рассказал я. — Мы немного поболтали. Она сказала, что какой-то парень звонил из Вегаса и спрашивал, где я. Она ответила, что в Токио.
Это несколько охладило его. Он немного подумал, потом пожал плечами.
— Это, похоже, Гроунвельт, — сказал Калли. — Хотел удостовериться, что предчувствия его не обманули. Только у него есть номер твоего телефона.
— Ты доверяешь Гроунвельту в таком деле? — спросил я Калли. И сразу же понял, что перегнул.
— Что за ерунду ты несешь? — возмутился он. — Этот человек был для меня как отец все эти годы. Он сделал меня человеком. Я доверяю ему больше, чем любому другому, даже больше, чем тебе.
— О’кей, — сказал я. — Тогда почему ты ему не сказал, что мы уезжаем? Зачем ты ему наплел насчет этой покупки антиквариата в Лос-Анджелесе?
— Потому что так он учил меня действовать, — сказал Калли. — Никогда не говорить никому ничего, что ему не положено знать. Он будет гордиться мной за это, хотя и понимает. Я сделал правильно, — потом он сбавил тон, смягчился.
— Пошли, — сказал он. — Одевайся. Сегодня вечером я покажу тебе лучшее, что было в твоей жизни.
Мне вспомнился Эли Хэмси.
Подобно любому, кто смотрел фильмы о Востоке, я фантазировал о том, как проведу вечер в доме гейш, как прекрасные умные женщины будут ублажать меня. Когда Калли сказал мне, что мы едем к гейшам, то я ожидал, что попаду в один из тех роскошно оформленных домов, которые видел в фильмах, поэтому был удивлен, когда машина с шофером остановилась перед небольшим рестораном, расположенным под навесом в фасадной части магазина, выходящей на одну из главных улиц Токио. Выглядел он словно какой-нибудь китайский полулегальный ресторанчик в Манхеттене. Метрдотель повел нас через переполненный ресторан к двери, ведущей в приватную столовую.
Зал, в котором располагалась столовая, был роскошно обставлен в японском стиле. С потолка свисали цветные фонари. Длинный банкетный стол, который лишь на фут возвышался над полом, был украшен изысканно расписанными блюдами, небольшими чашечками для напитков, палочками для еды из слоновой кости.
В зале находились четыре японца, все в кимоно. Один из них был мистер Фуммиро. Он и Калли обменялись рукопожатиями, остальные японцы склонились в вежливом поклоне. Калли представил меня. Я видел Фуммиро за игрой в Вегасе, но никогда с ним не встречался.
В зале появилось семь девушек-гейш, вбежавших мелкими шажками. Они были великолепно одеты в кимоно из тяжелой парчи, вышитой поразительно красивыми цветами. Их лица были обильно напудрены белой пудрой. Они уселись на подушечки вокруг, банкетного стола, по одной на каждого мужчину.
Как мне указал Калли, я сел на одну из подушечек, разложенных у стола. Обслуживавшие стол женщины принесли огромные деревянные тарелки с рыбой и овощами. Каждая из гейш стала кормить порученного ей мужчину, пользуясь палочками из слоновой кости, осторожно беря ими кусочки рыбы, небольшие стренги зелени, овощей. Они вытирали наши рты и лица бесконечным количеством маленьких надушенных и влажных салфеточек, которые походили на полотенца»
Моя гейша находилась очень близко от меня, прислоняя свое тело ко мне и, с очаровательной улыбкой и умоляющими жестами, кормила и поила меня. Она наполняла мою чашечку каким-то вином, наверно это было знаменитая саке, которое было очень вкусное, но пища была слишком рыбная. Затем принесли блюда с бифштексами по кобийски, нарезанными кубиками, пропитанными очень вкусным соусом.
Глядя на нее вблизи, я понял, что моя очаровательная гейша была не моложе сорока лет. И хотя ее тело постоянно прижималось ко мне, я не чувствовал ничего, кроме тяжелой парчи ее кимоно: она была закутана, как египетская мумия.
После обеда девушки по очереди начали увеселять нас. Одна из них стала играть на музыкальном инструменте наподобие флейты. К тому времени я выпил столько вина, что непривычные звуки ассоциировались у меня со звуками волынки.
Другая девушка что-то прочитала наизусть, должно быть какую-то поэму. Мужчины зааплодировали. Потом поднялась моя гейша. Используя меня как опору, она проделала несколько поразительных кувырков.
Она ужасно меня напугала, проделывая свои кувырки прямо над моей головой. Потом над головой Фуммиро, но тот подхватил ее на лету и попытался произвести поцелуй или что-то похожее на него. Я слишком много выпил, чтобы что-то различать достаточно хорошо. Но она ускользнула от него, легко коснулась его щеки в виде упрека, имитируя пощечину, и они оба рассмеялись.
Потом гейши устроили игру с участием мужчин. Это была игра с использованием апельсина на палочке: мы должны были укусить апельсин, держа руки за спиной. Когда мы проделывали это, какая-нибудь гейша должна была проделать то же самое с другой стороны палочки. Когда апельсин оказывался между мужчиной и гейшей, лица обоих касались — одно другого, как бы лаская одно другое, что вызывало хихиканье гейш.
Калли, сзади меня, произнес вполголоса:
— О Боже, следующим номером будет игра в бутылочку.
Но он широко улыбнулся Фуммиро, который, казалось, чувствовал себя очень хорошо, громко крича гейшам что-то по-японски и стараясь схватить их. Потом были другие игры с палочками и мячами, и разными фокусами, и я тоже, как и Фуммиро, приходил от них в восторг, потому что очень много выпил. Раз я упал на подушечки, и моя гейша положила мою голову себе на колени и стала вытирать лицо надушенной салфеткой.
Потом я отрывочно помню, что мы ехали с Калли в машине, которую вел шофер. Мы ехали по темным улицам, потом машина остановилась перед каким-то особняком где-то в пригороде Токио. Калли повел меня через ворота к дверям, которые открылись, как по волшебству. И я увидел, что мы теперь в настоящем восточном доме. В комнате ничего не было кроме циновок, служивших постелями. Стены были выполнены в виде скользящих передвижных дверей из тонкого дерева.
Я упал на одну из циновок. Мне хотелось спать. Калли опустился на колени рядом со мной: