Пусть умирают дураки | Страница: 115

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Мы переночуем здесь, — прошептал он. — Я разбужу тебя утром. Оставайся здесь и спи. О тебе позаботятся.

За ним я увидел улыбающееся лицо Фуммиро.

Я отметил про себя, что Фуммиро уже не казался выпившим, и у меня от этого как будто зазвонил колокол в голове, предупреждая об опасности. Я попытался встать с циновки, но Калли прижал меня к ней. А потом я услышал голос Фуммиро:

— Вашему другу нужна компания.

Я опять опустился на циновку. Я был слишком уставшим. Даже не произнес ни слова. Заснул.

Не знаю, сколько я проспал. Меня разбудил легкий скрип отодвигаемой скользящей двери. В тусклом свете от затененных фонарей увидел двух молодых девушек-японок, одетых в легкие голубое и желтое кимоно, проходящих через открывшуюся стену. Они принесли небольшой таз красного дерева, наполненный водой, от которой шел пар. Затем раздели меня и вымыли с головы до ног, массируя мое тело своими пальцами, не пропуская ни один мускул. Когда они делали это, я пришел в возбуждение, и они захихикали, а одна из них слегка похлопала меня рукой. Потом они взяли таз и исчезли с ним.

Я достаточно пробудился, чтобы подумать, где же Калли, но был еще недостаточно трезв для того, чтобы встать и идти искать его. Потом стена снова раздвинулась. На этот раз в дверях показалась лишь одна девушка, совсем другая, и, взглянув на нее, я понял, каковы будут ее обязанности.

Она была одета в длинное легкое зеленое кимоно, скрывавшее ее тело. Лицо ее было красиво, экзотические черты его еще более подчеркивались нанесенной косметикой. Густые черные волосы были собраны в высокую копну и заколоты блестящим гребнем, который, казалось, был сделан из драгоценных камней. Она подошла ко мне, и прежде чем опустилась на колени, я увидел, что ноги ее были босые, маленькие и красивые. Ногти на ногах были покрашены в темно-красный цвет.

Свет, казалось, стал как бы гаснуть, и вдруг она оказалась совершенно нагой. Тело ее было молочно-белого цвета, грудь маленькая, но полная. Наклонившись надо мной, сняла с головы гребень и встряхнула головой. Длинные черные косы, которых было множество, опустились на мое тело, полностью покрыли его. Она вдруг стала целовать и лизать мое тело, голова ее касалась моего тела, а волосы опутали его. Я лежал на спине. Ее рот был теплым, язык шершавым. Я попытался двинуться, она прижала меня к циновке. Когда она кончила, то легла на спину рядом и положила мою голову себе на грудь. Несколько раз в ночи я просыпался, и все начиналось сызнова. Она обхватывала меня ногами и сильно прижималась ко мне, как будто мы с ней боролись. В экстазе она вскрикивала и мы падали на циновку. Потом мы заснули, обнявшись.

Меня снова разбудил звук скользящей открывающейся двери. Комната была наполнена светом начинающегося утра. Девушки уже не было в комнате. Через открытую дверь в комнате рядом с моей я увидел Калли, который сидел на своем огромном обитом латунью чемодане. Хотя он был довольно далеко от меня, я мог различить, что он улыбается:

— О’кей, Мерлин, вставай, одевайся, — сказал он. — Этим утром мы летим в Гонконг.

Чемодан был так тяжел, что в машину его пришлось нести мне. Калли не мог его поднять. Шофера не было, и машину вел Калли. Когда мы приехали в аэропорт, он припарковал ее в стороне от здания аэровокзала. Я нес чемодан, а Калли шел впереди, чтобы расчищать путь и показывать, куда идти. Мы подошли к пункту проверки багажа. Я нетвердо держался на ногах, хмель еще не прошел, и огромный чемодан ударял по голени. Здесь на мой билет наклеили корешок квитанции. Я подумал, что, раз Калли ничего не говорит, то, значит, это не имеет значения, и ничего не сказал.

Мы пошли через выход на посадку, на поле к самолету. Но не стали сразу заходить в самолет. Калли подождал, пока нагруженная багажом платформа не вышла из здания аэропорта и мы не увидели ее — на самом верху возвышался наш огромный чемодан. Проследив, как рабочие погрузили его в брюхо самолета, мы сели в него.

До Гонконга нужно было лететь больше четырех часов. Калли нервничал, и я выиграл у него еще четыре тысячи долларов. Пока мы играли, я задал ему несколько вопросов.

— Ты сказал мне, что мы летим завтра, — сказал я.

— Да, я так думал, — ответил Калли. — Но Фуммиро приготовил деньги раньше, чем я думал.

Я знал, что он хитрит.

— Мне понравился вечер с гейшами, — сказал я.

Калли промычал что-то невнятное. Он делал вид, что рассматривает свои карты, но я знал, что в мыслях он далек от игры.

— Это дьявольская инсценировка высшего класса, — сказал он. — Все эти гейши — это ерунда. Я предпочитаю Вегас.

— Не знаю, — сказал я. — Думаю, это неплохо. Но должен признаться, что трепка, которую мне задали потом, была получше.

Калли оторвался от своих карт.

— Какая трепка? — спросил он.

Я рассказал ему о девушке в особняке.

Калли ухмыльнулся.

— Это Фуммиро. Черт побери, тебе повезло. А я всю ночь был в бегах, — он немного помолчал. — Значит, ты, наконец, раскололся. Бьюсь об заклад, что ты впервые оказался неверен этой твоей в Лос-Анджелесе.

— Пожалуй, — сказал я. — Но, черт побери, все это не в счет, за три тысячи миль от Калифорнии.

Когда мы приземлились в Гонконге, Калли поторопил меня:

— Иди в зал выдачи багажа и жди чемодан. Я подожду у самолета, пока они разгрузят. Потом пойду за тележкой с багажом. Так ни один воришка не сможет умыкнуть его.

Я быстро прошел через здание аэровокзала к багажной вертушке. В аэропорту было очень много народу, но лица людей отличались от японских, хотя большинство их имело восточный вид. Вертушка начала вращаться, и я стал внимательно следить, когда появится обитый чемодан. Через десять минут я стал беспокоиться, почему нет Калли. Взглянув вокруг, я с облегчением увидел, что здесь не ходят в марлевых масках. Они очень пугали меня, как призраки. Я не увидел никого, кто бы мог выглядеть подозрительно.

Потом на вертушку выехал обитый латунью чемодан. Я взял его, как только он подъехал ко мне. Он был все так же тяжел. Я осмотрел его, и удостоверился, что его не пытались вскрыть. Когда я это проделывал, то заметил маленький квадратный ярлык, прикрепленный к ручке чемодана. На нем было написано «Джон Мерлин», а под этой надписью мой домашний адрес и номер паспорта. Только теперь мне стало понятно, почему Калли пригласил меня с собой в Японию. Если бы кому-то и пришлось садиться в тюрьму, то именно мне.

Я сел на чемодан, а через три минуты появился Калли. На его лице засияла улыбка, когда он увидел меня.

— Прекрасно, — сказал он. — Нас ждет такси. Едем в банк.

На этот раз он взял чемодан сам и без лишних слов понес его из здания аэровокзала к такси.

Мы ехали боковыми улочками, забитыми людьми. Я ничего не сказал, так как был очень обязан Калли. А теперь мы квиты, но неприятное чувство не проходило от того что меня обманули и подвергли такому риску. Да, Гроунвельт будет гордиться им. Поэтому я решил ничего не говорить Калли. Он все равно уже все знает сам. Мне бы он в любом случае что-нибудь выдал сразу же или что-нибудь придумал бы на ходу, какую-нибудь историю.