Через шесть месяцев он выглядел лучше, чем когда-либо, и мы с Пэм уже больше не переглядывались озабоченно, как только Арти выходил из комнаты.
— Благодарение Богу, что он бросил курить, — говорила Пэм. — Он уже дошел до трех пачек в день. Это-то его и свалило.
Я кивнул, хотя и не верил в это. Я всегда считал, что его свалили как раз те два месяца, которые он посвятил матери.
И как только у Арти все стало о’кей, у меня случились неприятности. Я потерял работу в литературном обозрении, не из-за какой-то своей провинности, а потому, что уволили Осано, а вместе с ним и меня, как его главного помощника.
Осано противостоял всем штормам. Его неуважительное отношение к наиболее влиятельным литературным кругам в стране, к политической интеллигенции, фанатикам культуры, либералам, консерваторам, Фронту за Освобождение Женщин, радикалам, его сексуальные эскапады, его спекуляции на спорте, использование своего положения для создания лобби для борьбы за Нобелевскую премию плюс его книга в поддержку порнографии, где она рассматривалась не как социально значимый феномен, а как антиэлитисткая отдушина для слабых интеллектом. За все эти вещи издатели охотно бы его уволили, но с тех пор как он стал редактировать литературное приложение, тираж его увеличился вдвое.
К этому времени я стал зарабатывать неплохие деньги. Многие статьи за Осано писал я. Подражать его стилю я научился довольно хорошо, и начинал он с пятнадцатиминутной речи о том, что он думает по тому или иному поводу. Мне не составляло труда написать статью, взяв за основу эти безумные до великолепия разглагольствования. Потом он просматривал написанное, подправлял двумя-тремя мастерскими мазками, и мы делили деньги. Мне за мои статьи платили в два раза меньше, чем половинная сумма его гонорара.
Даже это не привело к нашему увольнению. А подвела нас под монастырь экс-жена Осано Венди. Хотя, может быть, это не совсем верно; Осано подвел нас под монастырь, Венди только помогла.
Осано четыре недели провел в Голливуде, и в это время я редактировал за него наше обозрение. Ему нужно было закончить какую-то работу для киношников, и в течение этих четырех недель ему с курьером доставлялись статьи для обозрения, он давал добро, и тогда уже я отдавал их в печать. Когда наконец Осано вернулся в Нью-Йорк, он решил дать вечеринку для всех своих друзей, чтобы отпраздновать свое возвращение и тот мешок денег, что он заработал в Голливуде.
Вечеринка проводилась в его ист-сайдовском особняке, где жила его последняя экс-жена с выводком из троих детей. Осано жил в небольшой квартире-студии в Виллидже, — единственное, что он мог себе позволить, но для вечеринки она была слишком мала.
Я пошел потому, что он настаивал на этом. Валери не пришла. Она не любила Осано и не любила вечеринок вне семейного круга. С годами мы пришли к негласному соглашению. Мы позволяли друг другу не принимать участия в социальной жизни другого. Я — из-за того, что работа над романом отнимала слишком много времени, плюс основная работа и заказные статьи. Она — потому что ей надо было заниматься детьми и она не доверяла это бэби-ситтерам. Нас обоих это устраивало. Ей это было легче, чем мне, поскольку в моей социальной жизни был только Арти и работа в обозрении.
Вечеринка, даваемая Осано, была все же значительным событием в литературной жизни Нью-Йорка. Пришла руководящая верхушка из «Нью-Йорк Таймс Бук Ревю», было много литературных критиков и писателей, с которыми Осано все еще поддерживал хорошие отношения. Я сидел в углу, разговаривая с последней экс-женой Осано, когда увидел, что в комнату вошла Венди, и я подумал, О Боже, что-то будет, ведь я знал, что ее не приглашали.
Осано тут же ее заметил и пошел к ней своей пошатывающейся походкой, приобретенной им в последние несколько месяцев. Он был немного пьян, и я боялся, что он может не сдержаться и что-нибудь выкинуть, поэтому я встал и тоже подошел к ним. Я как раз подоспел, когда Осано приветствовал ее.
— Какого хера тебе надо? — спросил он.
Когда злился, он мог выглядеть угрожающе, но из того, что я узнал от него о Венди, было ясно — Венди как раз тот человек, которому нравилось заводить его, и все же ее реакция меня удивила.
Венди была одета в джинсы и свитер, а вокруг шеи повязан легкий шарф. В дополнение к ее худому смуглому лицу это делало ее похожей на Медею. Жесткие черные волосы выбивались из-под шарфа будто тонкие черные змеи.
Она посмотрела на Осано с убийственным спокойствием, в котором присутствовало недоброе торжество. Она источала ненависть. Она окинула комнату долгим взглядом, как будто вбирала в себя то, на что не имела уже никаких прав, этот сверкающий литературный мир Осано, откуда он столь эффектно изгнал ее. Во взгляде ее читалось удовлетворение.
Тогда она сказала Осано:
— Я должна сказать тебе что-то очень важное.
Осано залпом допил свой скотч. Мерзко улыбаясь, он посмотрел на нее.
— Ну так говори и уматывай отсюда.
Очень серьезно Венди произнесла:
— Плохая новость.
Осано расхохотался громко и искренне. Это его действительно забавляло.
— Ты — всегда плохая новость, — сказал он и снова засмеялся.
Венди смотрела на него с тихим удовлетворением.
— Я должна поговорить с тобой наедине.
— Ах ты, черт, — сказал Осано.
Но он знал Венди: скандал пришелся бы ей только по душе Поэтому он повел ее наверх в свой рабочий кабинет. Позже я понял — он не повел ее в одну из спален из опасения, что, возможно, попытается ее трахнуть: до сих пор она имела над ним эту власть. Он знал также, что она с наслаждением отказала бы ему. Но вести ее в кабинет было ошибкой. Кабинет был его любимой комнатой, оставленной ему как место, где он мог работать, и имел огромное окно, из которого он любил смотреть на то, что делается на улице.
Я слонялся внизу, у лестницы. Сам толком не зная почему, я чувствовал, что Осано может понадобиться помощь. Поэтому я первый из всех услышал, как Венди закричала от страха, и первый бросился к ним. В три прыжка я преодолел ступеньки и влетел в кабинет.
И тут увидел, как Осано пытается схватить Венди. Она молотила в воздухе своими тонкими ручонками, стараясь держать его на расстоянии. Растопыренные пальцы были согнуты, наподобие когтей, чтобы вцепиться ему в лицо. Хоть она была и напугана, но схватка в то же время доставляла ей удовольствие. Это было видно. На левой щеке Осано уже были две глубокие борозды от ее ногтей, и они кровоточили. Прежде, чем я смог остановить его, Осано ударил ее в лицо, с такой силой, что она даже качнулась в его сторону. В одно короткое ужасное мгновение он оторвал ее от пола, будто невесомую тряпичную куклу, и с неимоверной силой бросил в свое любимое огромное окно. Брызнули осколки стекла, и Венди полетела вниз.
Не знаю, что более ужаснуло меня — вид хрупкого тела Венди, пробивающего окно, или совершенно безумное лицо Осано. Я выбежал из комнаты и крикнул: