Это Луиса Инча преподобный Фоксуорт обвинял в том, что тот несет ответственность за чудовищные трущобы в верхней части Вест-байда, в Бронксе, Гарлеме, на Кони Айленде, приводя число приличных домов которые Инч разрушил, перестраивая Нью-Йорк. Он обвинял его и в том, что тот заблокировал восстановление района Таймс-сквер, тайком скупая дома и целые кварталы. На эти обвинения Инч отвечал, что преподобный Фоксуорт принадлежит к тем людям, которые, если у вас есть мешок с дерьмом, требуют его половину.
Стратегия Инча заключалась еще и в том, что он поддерживал городские законы, предписывающие домовладельцам сдавать квартиры вне зависимости от расы, цвета кожи или вероисповедания квартиросъемщиков. Он выступал с речами в поддержку этих законов, потому что они помогали ему изгонять мелких домовладельцев с жилищного рынка. Домохозяин, сдававший квартиры только на самых верхних этажах или в подвалах, вынужден был пускать туда пьяниц, шизофреников, наркоманов, насильников, воров. В конце концов, у этих мелких домовладельцев опускались руки, они продавали свои дома и переселялись в пригороды.
Однако теперь все это оказалось для Луиса Инча позади, он поднялся на ступень выше. Миллионеров в стране было хоть пруд пруди, но Луис Инч стал одним из сотни миллиардеров Америки. Ему принадлежала сеть автобусных перевозок, он владел отелями, авиационными линиями. Он был хозяином одного из самых больших гостиничных казино в Атлантик-Сити и жилых домов в Санта-Монике (Калифорния). Вот эта собственность в Санта-Монике доставляла ему больше всего хлопот.
Луис Инч вступил в Сократов клуб, будучи уверенным, что могущественные члены клуба помогут ему разрешить проблему с недвижимой собственностью в Санта-Монике. Шуточки-прибауточки, физическая разминка… а там, глядишь, и договорились. Что еще может выглядеть столь же невинно? Самый ярый расследователь из комитета конгресса или вонючий газетный репортер не могут обвинить игроков в гольф в преступных намерениях.
Сократов клуб оказался даже лучше, чем подозревал Инч. Он был на дружеской ноге с сотней или около того людей, контролирующих экономическую структуру и политический аппарат страны. Именно в Сократовом клубе Луис Инч стал членом Банкирской гильдии, способной купить оптом весь штат в конгрессе. Конечно, вы не могли купить их со всеми потрохами, речь шла не о таких абстрактных понятиях, как Сатана или Бог, добро и зло, добродетель и грех. Нет, разговор шел о политике. Вы добивались возможного. Случалось, что конгрессмен бывал вынужден голосовать против вас, чтобы победить на очередных выборах. Ведь девяносто восемь процентов конгрессменов всегда переизбираются, но остается два процента, которым приходится прислушиваться к своим избирателям.
Луис Инч мечтал о несбыточном. Нет, не о том, чтобы стать президентом Соединенных Штатов, ведь он знал, что клеймо домовладельца с него не смыть никогда. То, что он изменил само лицо Нью-Йорка, было архитектурным убийством. В Нью-Йорке, Чикаго и особенно в Санта-Монике миллионы обитателей трущоб готовы были выйти на улицу и водрузить его голову на пику. Нет, он мечтал стать первым триллионером современного цивилизованного мира. Плебеем, добывшим свои триллионы мозолистыми руками рабочего человека.
Инч жил ради того дня, когда он заявит Берту Оудику: «А у меня их тысяча штук». Его всегда раздражало, что нефтяные короли Техаса употребляли слово «штука», означающее сто миллионов долларов. Оудик заметил по поводу разрушения Дака: «Я потерял там пятьсот штук». И Инч поклялся себе, что однажды он скажет: «Черт возьми, у меня около тысячи штук, вложенных в недвижимую собственность», на что Оудик присвистнет и скажет: «Это сто миллиардов долларов», а Инч возразит: «О, нет, речь идет о триллионе долларов. В Нью-Йорке за штуку считается миллиард долларов». Вот так он поставит техасское дерьмо на место раз и навсегда.
Для осуществления этой мечты Луис Инч выдвинул концепцию «воздушного пространства». Иными словами, он хотел покупать воздушное пространство над существующими зданиями и строить их ввысь. Воздушное пространство можно было купить за пенсы. Это была новая концепция, подобно тому, как его дед в свое время скупал болотистые участки земли, понимая, что современная технология позволит разрешить проблему осушения этих болот и превратит их в доходные участки для строительства. Инч понимал, что таким же образом он может надстраивать существующие здания и в других крупных городах. Проблема заключалась в одном – не позволить жильцам и их избранникам помешать ему. Это потребует времени и немалых денежных вложений, но он был уверен, что это можно осуществить. Конечно, такие города, как Чикаго, Нью-Йорк, Даллас, Майами, превратятся в стальные и цементные тюрьмы, но люди не обязаны жить там, если не считать тех, кто обожает музеи, кино, театры, музыку. Конечно, по соседству будут иметься лачуги для художников.
Конечно, когда Луис Инч в конце концов добьется своего, в Нью-Йорке больше не будет трущоб. Просто-напросто арендная плата станет недоступной для преступников и рабочего люда. Они будут приезжать сюда из пригородов специальными поездами, автобусами и до наступления ночи выметаться из города. Арендаторы и владельцы квартир корпорации Инча смогут ходить в театры, дискотеки, дорогие рестораны, не боясь темных улиц. Они смогут гулять по авеню, даже рисковать углубляться в темные боковые улицы, прогуливаться в парках, чувствуя себя в относительной безопасности. А как они будут оплачивать жизнь в этом раю? Очень дорого.
У Луиса Инча была одна слабость. Он обожал свою жену Теодору, роскошную блондинку, которая любила светскую жизнь и обладала нежным сердцем. Инч повстречался с ней, когда она была студенткой Нью-Йоркского университета, а он выступал там с лекцией на тему о том, как владельцы недвижимой собственности оказывают влияние на культуру больших городов. Подобно многим людям, стремящимся к большим деньгам, Луис восхищался женщинами, которые не интересовались деньгами. Ему нравились совестливость Теодоры, ее любовь к людям и стремление помогать им. Он любил ее юмор и легкий характер. И его радовала ее серьезная, здоровая сексуальность, когда час или два перед ужином оказывались важной и неотъемлемой частью ее дня. Ночью перед сном она читала, слушала музыку и составляла расписание на следующий день.
Они вполне устраивали друг друга. Луис Инч был редким в американском обществе экземпляром богатого человека, который счастлив в браке, доволен своим бизнесом, радуется честолюбию своей жены и посвящает все свои помыслы тому, как стать мультимиллионером. Для утоления страсти к приключениям и риску ему недоставало воздушного пространства больших городов, которое нужно было приобретать.
Счастье семейной жизни Инча длилось десять лет. Причиной первой трещины оказался преподобный Бакстер Фоксуорт. Теодора Инч восхищалась им, как одним из великих черных лидеров, продолжающих традиции Мартина Лютера Кинга.
Теодора Инч возглавила общество богатых женщин, исполненных решимости вернуть деньги их мужей беднякам и по этому поводу устраивающих большой благотворительный бал в пользу бездомных. Пара входных билетов стоила десять тысяч долларов, деньги должны были пойти на строительство большого приюта для бездомных. Бал должен был состояться в «Плаза-отель» и стать одним из величайших общественных событий в истории Нью-Йорка, а также засвидетельствовать, что благополучие города близко сердцу семейства Инчей.