— Как работает ваша аппаратура? — спросил я мрачного чиновника у входа.
Он недовольно поднял глаза от пола. Разговаривать со мной ему страшно не хотелось: вдруг заметят; но от ответа ему было не отвертеться.
— Аппаратура электронная. Ваш голос поступает в банк машинной памяти. Вечером, после окончания голосования, центральный компьютер в столице подсоединится к нашему и другим таким же по всей стране и считает информацию. Затем, просуммировав голоса, выдаст окончательный результат.
— Откуда известно, что центральный компьютер не врет? Может, он запрограммирован так, чтобы присудить победу одной из сторон?
От столь нелепого предположения чиновнику сделалось дурно.
— Такого просто не бывает! И законом это запрещено. Уверяю вас, выиграет партия, набравшая большее количество голосов. — Что ж, поживем — увидим. — Я протянул ему руку. После секундного колебания он неохотно пожал ее. — Запомните этот день. Сегодня диктатор будет выметен поганой метлой из нашего свободного государства. Желаю успехов!
Под рукоплескание избирателей мы пересекли площадь, сели в машины и покатили к замку.
— Итак, — сказал я, — дело сделано, до шести вечера отдыхаем. Надеюсь, повар приготовил нам приличный обед.
— Мы что, не будем сегодня никого агитировать? — удивился Боливар.
— И не будем защищать лояльных избирателей? — добавил Джеймс. — В таком случае, если не произойдет чуда, Сапилоте победит.
— Как интересно. — Я продемонстрировал им свой таинственную улыбку. — Надеюсь, на обед будет рыба. С сухим белым вином очень вкусно.
Обед удался на славу, а после отменных ликеров, признаюсь, я удалился в спальню. Заниматься политикой, знаете ли, весьма утомительно.
Вздремнув всласть, я открыл глаза. Анжелина стояла у западного окна. Солнце уже коснулось горизонта, и от ее точеного силуэта на светящемся оранжевом фоне было не отвести глаз.
— Дорогая, ты великолепна. Который час? — Я подавил зевок.
— Самое время лежебокам просыпаться. Избирательные участки только что закрылись. Я обо всем рассказала мальчикам. Твой замысел привел их в восторг, и они отбыли в назначенное время.
— Вот и славно. — Я встал, потянулся. — Пойду узнаю предварительные результаты.
Я спустился вниз и присоединился к маркизу. Тот, прослушав сообщение о ходе выборов, расхаживал по гостиной, как разъяренный тигр по клетке, и грозил телевизионному экрану кулаком.
— Ошеломляющая победа тирана, как и предсказывали. Сапилоте запугал избирателей, и те побоялись отдать свои голоса за правое дело.
— Думаю, маркиз, все гораздо проще. Главным компьютером для подсчета голосов управляют прислужники Сапилоте, и неудивительно, что он присудил победу своему господину. Именно поэтому мы и не стали терять время на дальнейшую предвыборную кампанию.
— В таком случае мы проиграли.
— Кто знает, кто знает? Все зависит от того, насколько зол на меня диктатор. А, вот и окончательные результаты.
Диктор — смазливый парень с жидкими усиками — махал перед камерой зажатыми в руке компьютерными распечатками.
— Воистину ошеломляющие результаты, — подогревал он энтузиазм аудитории. — Впечатляющая победа нашего дорогого генерал-президента Сапилоте. Свободное волеизъявление избирателей в очередной раз доказало, насколько он горячо любим нашим народом. И это несмотря на активные попытки подрывных элементов подточить десятилетиями сложившиеся устои нашего замечательного государства. Подождите секундочку… Да, только что мне вручили распечатку с окончательными результатами, результатами, которых все мы с нетерпением ждем.
— Ближе к делу, — не выдержал я.
Будто услышав меня, диктор сально улыбнулся и развернул лист бумаги.
— Результаты из городка Тортоса, относящегося к центральному избирательному округу. Городок граничит с земельными владениями де Торреса, так называемого маркиза де ла Роса. Против него недавно выдвинуты официальные обвинения в государственной измене и клевете, но, несмотря на это, его имя осталось в избирательном бюллетене в качестве кандидата на пост вице-президента. Так же как и имя умалишенного Гектора Харапо, который столь серьезно болен, что вознамерился стать нашим президентом. Но, граждане Параисо-Аки, повторяю, их имена были оставлены в списках, что еще раз подтверждает демократичность нашего общества. В нашем государстве, леди и джентльмены, каждый, абсолютно каждый, даже самый ничтожный человечишко может претендовать на высокий пост. А эти двое, скажу я вам, как раз из класса ничтожнейших. Доказательства тому передо мной. Цифры, как известно, не лгут.
Он опять замахал листом, а я пробурчал:
— Скорее, скорее, кретин.
Он будто вновь услышал меня.
— Поступившие из городка Тортоса результаты весьма забавны. Двое отъявленных негодяев, именующих себя дворянами, считали этот городок своей вотчиной и не стесняясь оказывали давление на избирателей, понуждая отдать свои голоса за них. Так вот, в Тортосе за генерал-президента проголосовало… пять тысяч триста двенадцать избирателей. За смутьянов Харапо и де Торреса… — выдержав секундную паузу, он заорал в микрофон: — Два голоса! Они сами за себя проголосовали!.. И больше — никто! Ни единый житель Тортосы! Вот что значит преданность своему вождю! Результаты выборов все еще поступают, но уже ясно, что наш дорогой великий генерал-президент будет переизбран на новый срок и никакие…
— Свинья! — заорал де Торрес, ударом ноги сбросив телевизор на пол. — Мы своими глазами видели, за кого голосовали жители Тортосы. Ложь! Бессовестная ложь!
— Иного я и не ожидал.
Я нажал на кнопку висевшей через плечо рации, послышался голос Боливара:
— Все готово.
— Начинайте. Итоги даже лучше, чем мы надеялись.
Маркиз, топча останки телевизора, непонимающе смотрел на меня.
— Как только вернется колонна автомобилей, мы выйдем в эфир. Весь мир узнает, что…
— Колонна автомобилей?
— Сейчас объясню. Вы, маркиз, должны узнать новость раньше других. Сапилоте в своей дикой ярости угодил в наши силки!
Просветить маркиза было одним удовольствием.
— Решение всех наших проблем здесь, в тексте конституции. Прочитайте внимательно.
Де Торрес пнул напоследок телевизионные детали и взял из моих рук распечатку. По мере того как он читал, морщины на его лбу разглаживались, улыбка становилась шире и шире. Дочитав до конца, он разразился хохотом и, отшвырнув распечатку, прижал меня к груди.
— Вы — гений! Гений!
Я не возражал. Да даже если бы и захотел, в его медвежьих объятиях было не то что слово вымолвить, вздохнуть невозможно. Горячо расцеловав в обе щеки, он отпустил меня. Воистину обычаи некоторых культур непонятны. От философских мыслей меня отвлек голос Анжелины из рации: