Нестойкое спокойствие поселенцев едва не рассыпалось, впрочем, когда Калум приказал Акорне подниматься на борт, заявив, что больше пассажиров «Акадецки» за один рейс не примет.
– Откуда нам знать, что вы вернетесь? – кричал широкоплечий мужчина, едва не падая от усталости – он заносил ослабевших по трапу на руках.
– Никуда вы с моими детьми не улетите без меня! – яростно вскрикнула молодая мамаша.
Угроза бунта отступила, только когда Акорна, прежде чем Калум успел ее остановить, сбежала по трапу.
– Я останусь с вами, – провозгласила она мягко и ясно, и недовольство тотчас улеглось.
– Ну, если она…
– Придурок ты, Касс, – бросил кто-то начавшему возмущаться здоровяку. – Мог бы догадаться, что такие, как она , нас дурить не станут.
– А мне откуда знать-то? – запротестовал несчастный Касс. – Я таких, как она, и не видывал никогда.
– А ты глаза разуй… Забыл, что ли, кто нам воду очистил?
Акорна вежливо оттеснила фермеров от корабля и помахала высунувшемуся в люк Калуму.
– Давай! – подбодрила она его. – Все будет в порядке.
Калум поднял корабль, как только поселенцы отошли достаточно далеко, хотя дурные предчувствия и обуревали его. Что скажут Рафик и Гилл, если узнают, что он оставил Акорну в подобной ситуации одну, хоть и ненадолго? Хотя выбора не было… и если повезет, никто не узнает.
Акорна не опасалась за себя; у нее не было времени бояться. Слишком много промокших, грязных, озлобленных фермеров надо было организовать, слишком много брошенных в последнюю минуту пожитков, слишком много весточек в последнюю минуту: «Только мое все не разбрасывайте, а главное, тетушку Нагу не подпускайте близко…. Тут мои кубики с записями – не намочите только, это единственная на Рушиме библиотека… Вот этот стол не разворачивайте, видите, у него тогда ножка отваливается, а так вообще крепкий стол, хороший».
Стол и правда был крепкий: чтобы доволочь его до размокшего берега, Акорне потребовалась помощь широкоплечих Флауза и Касса.
– Тут и бросим, – распорядился Флауз. – Я вызову мотовоз из районов засухи – наши-то все от сырости посдыхали. – Он утер пот со лба. – Прах меня побери, если я знаю, как старик Лабриш его сюда дотащил, с его-то ревматизмом.
Акорна потерла поясницу, молчаливо соглашаясь с мэром. Как ни была сильна девушка, утомление начинало сказываться. Ей пришлось отнести на борт корабля почти всех детей – у нее на руках они вели себя спокойней даже, чем с родителями.
Одна из матерей сидела у воды и тихо плакала, не замечая, что грязь пачкает рукава ее комбинезона. Слезы струились нескончаемым потоком по лицу и капали в озеро, смешиваясь с грязными водами разлившейся до горизонта лужи. Акорна узнала ту юную женщину, что не хотела отпускать своих детей.
– С ними все будет в порядке, – промолвила девушка тихо, присаживаясь рядом, прямо в грязь. – Обещаю. Калум вернется очень скоро, и вы снова будете с детьми, на сухом месте, где нет грязи, где можно выспаться в тепле и сухости…
– Они без меня напугаются!
– Скоро вы будете с ними, – повторила Акорна, – а покуда за ними присмотрят ваши старики, да и Калум неплохо с детьми обходится.
Молодая женщина фыркнула.
– По нему и не скажешь, что он их вообще терпит.
– Внешность обманчива, – улыбнулась Акорна. – Калум меня вырастил с пеленок, и терпения у него куда больше, чем можно подумать.
– Вас? Ну да! – Женщина окинула Акорну взглядом. – Годами не вышел!
– Внешность, – повторила девушка, – обманчива.
Она не стала уточнять, что обманчива в данном случае ее собственная внешность. Поселенцы восприняли ее странный облик с неожиданным безразличием, но Акорна все же не собиралась напоминать им о своем чужепланетном происхождении, или объяснять, что ее раса, по-видимому, достигает зрелости за каких-то четыре года.
Акорне удалось немного успокоить рыдающую мать, обещав ей вполголоса, что она отправится со следующей же партией переселенцев, и это спокойствие каким-то образом охватило всю толпу, чтобы нарушиться, только когда рев корабельных двигателей сотряс воздух, заглушая голоса.
– Замечательно, – радостно воскликнула Акорна, – вот и «Акадецки» возвра…
Но двигатели ее любимого кораблика звучали иначе; собственно говоря, она вообще не могла определить тип корабля по звуку. Гром нарастал слишком быстро, и прервался слишком поспешно. Девушка едва успела разглядеть ало-золотую вспышку, прежде чем корабль опустился. Зашипел пар, и над мелкой лужей повисло густое облако.
Когда мгла рассеялась, глазам Акорны предстал звездолет, весьма напоминавший обводами корабли U-класса, составлявшие торговый флот Дельзаки Ли. Но обшивку его сплошь покрывали кричаще-яркие алые и золотые разводы. Девушка сморгнула, протерла глаза. Как это им удается? Никакая краска не переживет повторяющихся раз за разом входов в атмосферу, опаляющих броню… Никакая краска, известная человечеству, с ужасом поправилась Акорна, и внезапно корабль показался ей совершенно, предельно чуждым.
Вокруг уже слышались крики ужаса; сидевшая рядом с Акорной молодая мать вскочила, явно собравшись спасаться бегством. Акорна тоже поднялась, хотя бы ради того, чтобы не отпускать от себя хрупкую молодую женщину. Если колонисты запаникуют, многие будут затоптаны… Но кто прибыл на этом корабле? Ответ мог быть только один – линьяри… ее народ.
«Мой народ – чужие, чужие, чужие – нет, мои родные».
Сердце девушки заколотилось неровно, и молодая женщина с отчаянной силой вырвала руку из ее пальцев. Акорна поняла вдруг, что ужас толпы питается ее собственным страхом. Возможно, если она сама успокоится, подаст пример…
– Бояться нечего, – крикнула она, с трудом контролируя голос. – Вы не знаете, кто прилетел на этом корабле, но я – знаю. Это мои сородичи. Вы же не боитесь меня? Вот видите! Они прилетели помочь, а не губить вас.
По мере того, как ее рассудительные слова просачивались сквозь толпу, угроза панического бегства сходила на нет. Поселенцы еще нервничали – Акорна читала это в их напряженных движениях, в их позах. Они стояли, готовые не то вступать в бой, не то спасаться бегством, но были уже готовы прислушаться к голосу разума.
Если то был голос разума… Она ведь не может быть уверена, что на этом корабле и вправду прибыли ее сородичи? И все же девушка была убеждена в этом еще прежде, чем распахнулся люк, слишком высоко помещенный на корпусе, и опустился трап, слишком крутой для людских ног, прежде, чем накатило жуткое ощущение, будто девушка смотрится в далекое зеркало – когда по трапу неторопливо спустились чередой рослые, стройные, среброгривые существа. Руки их были широко раскинуты в знак мира, и золотые рога сверкали под ясным солнцем Рушимы.
Рушима, 334.05.25 по единому федеративному календарю