— Что такое, Джесс?
Она вздрогнула, когда он стянул вторую бретельку, и поняла, что теперь уже слишком поздно о чем-либо просить. Тем временем Патрик неторопливо приспустил платье, обнажив пышную грудь.
— Ага, бюстгальтера, значит, нет, — укоризненно пробурчал Патрик. — Как нехорошо, Джесс. Неужели ты надеялась, что это сэкономит время? — И кончиком языка он стал ласкать заострившийся сосок, вызывая у нее стоны удовольствия. — Надеюсь, трусики ты все-таки надела, — прошептал он и, проверяя себя, погладил ее бедра. — Ага, надела, молодец! Ты хочешь, чтобы я сейчас снял их с тебя, или еще рано? Или вообще оставить их, а просто слегка отогнуть, чтобы я мог полностью войти в тебя? Что скажешь, Джесс?
Но она не могла говорить, и он был волен делать с ней сейчас все, что хотел: ее тело извивалось от каждого его прикосновения, требуя еще и еще ласки. Но, несмотря на эти движения и страстный поцелуй, Патрик был несколько разочарован такой быстрой капитуляцией перед ним столь известной соблазнительницы. Его возбуждение несколько угасло. Ведь он ожидал… А что, собственно говоря, ожидал? Если Джессика смирилась с тем, что на этот раз они будут заниматься любовью всю ночь напролет, то, вероятно, позже она внесет в его действия кое-какие замысловатые дополнения из собственного богатого опыта. И все же эта загадочно-невинная реакция, никак не вязавшаяся с ее предыдущими поступками, возбуждала его, заставляя чувствовать себя сильным и одновременно беззащитным. Такого с ним еще не было.
Патрик расстегнул застежку на платье, и оно волнами упало на ковёр у его ног. Теперь на Джессике остались только трусики, чулки с подвязками и туфли на высоких каблуках. Глядя на нее, он еле сдерживался, чтобы не овладеть ею так грубо и быстро, как, очевидно, хотела она и, как он поклялся не делать.
Тяжело дыша, Патрик снял галстук и бросил его поверх платья. Джессика наблюдала за ним сквозь опущенные ресницы, и он, зная это, раздевался нарочито медленно, словно испытывал ее терпение и демонстрировал власть над ней и над ситуацией.
Но внезапно он потерял контроль над собой и не смог бы больше дразнить ее, даже если бы очень захотел, потому что необъяснимая, почти животная страсть захватила его. Патрик вдруг не просто захотел обладать этой женщиной, но страстно возжелал, чтобы она понесла от него ребенка. В нетерпении он рванул свою сорочку, и перламутровые пуговицы разлетелись в стороны.
Настороженно наблюдая за его лицом, Джессика увидела, что внутри у него происходит какая-то борьба, и, не в силах противостоять тому, что так давно желала сделать, сомкнула руки на его шее и пылко поцеловала.
Разлившийся по телу мужчины жар от этого поцелуя заставил его дрожать как в лихорадке, чуть не свел с ума. Пальцы едва слушались его, а движения были такими же неловкими, как у подростка во время первого полового акта. Джессика принялась помогать ему: пока он сражался с молнией на брюках, натянувшейся и не расстегивавшейся из-за заметно обозначившейся выпуклости, она сняла с него ботинки и носки. И вот наконец он стоял перед ней обнаженный, на редкость хорошо сложенный, красивый и неимоверно сексуально притягательный. Патрик снял с нее кружевные трусики чуть быстрее, чем намеревался это сделать, и хотел уже накрыть ее собою, как почувствовал, что она колеблется.
— Что такое? — глядя ей прямо в глаза, спросил он.
— Я не возражаю, если мы пойдем наверх.
Ему показалось, что ее слова прозвучали почти целомудренно. Но, с сожалением покачав головой, он отбросил зародившиеся было сомнения.
— Потом, — пообещал он. — Даже если я и попытаюсь отнести тебя сейчас в спальню, то все может закончиться на ступенях лестницы. Дорогая, я не могу больше ждать…
Джессика услышала, как дрогнул у него голос, когда его напрягшаяся плоть стала настойчиво вторгаться в нее, и увидела, как в потемневших от страсти глазах появилось испуганное недоумение.
— Боже правый, Джесс! — воскликнул он надтреснутым голосом, ощутив на своем пути преграду, о которой читал лишь в книгах. — Почему ты, черт побери, ничего не сказала мне?
— Не останавливайся, — умоляющим голосом произнесла она. — Пожалуйста, не останавливайся, Пат.
Видя его нерешительность, Джессика вздрогнула и сжалась от страха. Казалось, это ее едва заметное движение разбудило его, и он начал двигаться — на сей раз осторожно. Увидев, как слезинки скатились по щекам Джессики, он стал проклинать себя последними словами.
— Тебе больно? — шепотом спросил он.
— Совсем немножко, — прошептала в ответ она.
Патрик был потрясен до глубины души: Джессика оказалась девственницей! Он не мог поверить в происходящее. Ему не приходилось иметь дело с девственницами раньше, но он где-то читал, что в такой ситуации доставить партнерше высочайшее блаженство очень сложно. Никогда еще это не было так трудно и важно для него.
Эмоции, переполнявшие Патрика в данный момент, больше бы подобали шестнадцатилетнему юноше, чем зрелому мужчине, но действовал он все же достаточно умело. Ее тело постепенно расслабилось и полностью приняло его. Движения Патрика были по-прежнему очень осторожны, нежны и искусны, пока он не почувствовал, что она близка к моменту наивысшего блаженства. И тогда, только тогда он позволил и себе безоглядно отдаться во власть удовольствия, испытав при этом неведомые доселе радость и наслаждение. Перед этим он успел еще подумать о том, что они не приняли никаких мер предосторожности. Но через секунду все было забыто, и только восторженные стоны эхом раздавались в просторной гостиной.
Джессика чувствовала себя окутанной волшебной сетью неимоверного блаженства и ощущала, как по телу медленно разливается сладкая истома. Сердце продолжало учащенно биться, внутри пылал огонь, приятные толчки мужской плоти постепенно затихали. Она ослабила объятия. Приподнявшись на локтях, Патрик вышел из нее. Выражение его лица было странным и непонятным. По мере того как радость любви замирала, Джессике становилось страшно и стыдно за себя: на ней не было ничего, кроме чулок и туфель на высоких каблуках, ноги вызывающе раздвинуты. Патрик, бросив ей свою рубашку, хрипло сказал:
— Надень это.
Без слов Джессика повиновалась, с замиранием сердца следя, как он, поднявшись с дивана, надел брюки, отошел к камину и замер.
— Почему? — коротко спросил он.
— Разве это имеет значение?
— Конечно же имеет, черт возьми! — взмахнув руками, вскричал Патрик. — Или ты считаешь, что мне это может быть безразлично — стать первым мужчиной в твоей жизни, да еще после того, как ты была замужем больше трех лет?!
В смущении Джессика прикусила губу.
— Как же это все-таки могло произойти? — спросил он, пристально глядя на нее.
— Думаю, ты сам знаешь, — неопределенно ответила Джессика, не решаясь сказать правду.
Мысли, одна страшнее другой, нахлынули на Патрика.