— Ну хорошо, хорошо, вы меня заинтриговали, Ребекка; вид у вас особы сдержанной и здравомыслящей, а на самом деле вы просто елочная хлопушечка.
Щеки Ребекки вспыхнули гневным румянцем, но рука его все еще обнимала ее тонкую шею, и гнев внезапно исчез. От прикосновения его ладони, казалось, вниз по всему ее позвоночнику пробегали разряды тока.
— Простите, я, должно быть, слишком болтлива. Вам, с вашими свершениями, мои планы, наверное, представляются скучным лепетом, — попыталась она как-то выйти из положения, но голос у нее сорвался.
— Нисколько, Ребекка, и прошу простить меня, если я обидел вас. Я совсем этого не хотел. Я считаю профессию учителя весьма престижной, а что касается скучного лепета, то и тут вы очень ошибаетесь. Все, что связано с вами, невероятно меня интересует.
Она неуверенно взглянула в его лицо; казалось, он был искренен. Его золотисто-карие глаза потемнели, в их глубине появилось странное выражение, когда он посмотрел на ее пылающее лицо, а затем опустил взгляд ниже, где под мягким шелком платья выступала пышная грудь. Она покраснела еще больше и чуть не задохнулась от волнения, какого никогда не испытывала прежде. Прижав руку к горлу, она инстинктивно пыталась скрыть бешеное биение пульса.
— Я думаю, что из вас получится отличный педагог, правда, могут возникнуть проблемы с молодыми людьми.
— Потому что я маленького роста? — спросила она смиренно. Его замечание огорчило ее. Руперт всегда дразнил ее по этому поводу.
— Нет, рост у вас прекрасный, но выглядите вы такой юной, что все учащиеся мужского пола будут в вас влюбляться.
— Мне уже двадцать два! — воскликнула она. Бенедикт положил ей руку на плечо:
— Я не хотел вас обидеть, но, когда человеку уже тридцать четыре года, все, кому еще только двадцать или около того, кажутся юными. — Он притянул ее ближе к себе. — Но не слишком юными, чтобы… Вы меня простили? — пробормотал он хриплым голосом.
Она не могла скрыть дрожь, вызванную их близостью. Ее грудь слегка касалась, его пиджака, и у нее перехватило дыхание. Она взглянула ему в лицо широко раскрытыми глазами и положила руку ему на грудь, не отдавая себе отчета в интимности такого жеста. Кончиками пальцев она почувствовала ровное биение его сердца. Простить? В это мгновение она простила бы ему даже убийство.
— Да, конечно, — прошептала она. Одна часть ее существа отвечала на поставленный им вопрос, в то время как другая — на зов в его потемневшем взгляде.
Бенедикт поймал ее маленькую руку, повернул ладонью вверх и поднес к губам.
— Думаю, мы поняли друг друга, вы и я… Она была околдована, ее фиалковые глаза затуманились, губы приоткрылись. Ей казалось, что она тонет в темно-золотистой глубине его глаз.
— Но лучше поговорить об этом в другое время и в другом месте, Ребекка. Пообедаем завтра вечером вместе. Я зайду за вами в семь.
Ей нравилось, как он произносит ее имя.
— Хорошо, — прошептала она, затаив дыхание, и тут он наклонился и поцеловал ее в губы.
— Пора возвращаться к гостям. От прикосновения его губ кровь бросилась ей в лицо и пламенем побежала по венам.
— А пока до свидания, милая, не забывайте меня. — Он улыбнулся, глядя на ее пылающее лицо. — До завтра. — Сняв руку с ее плеча, он приподнял ей подбородок. — Не беспокойтесь, Ребекка, я уважаю своих дам. — На прощание он усмехнулся и подмигнул ей.
Она не помнила, сколько времени простояла, глупо улыбаясь. Лишь оглядевшись, сообразила наконец, какой занимательный спектакль они, должно быть, разыграли для окружающих. Она заметила понимающие улыбки на лицах нескольких женщин, но ей было все равно. Сегодня вечером она впервые встретила Бенедикта, но была уже без ума от него. Это ясно как дважды два.
— Ну что, дитя, судя по сентиментальному выражению твоего лица, старина Бен тебя покорил? — Голос Руперта вернул ее к реальности.
— Неужели так заметно? — спросила она, отрывая взгляд от того места, где в тесном кольце любопытствующих стоял Бенедикт.
— Боюсь, что да, малышка. Но должен тебя предупредить, Бенедикт не тот мужчина, об которого тебе следует сломать молочные зубки.
— Я не ребенок, я знаю все, что полагается в этих вопросах знать. — Она улыбнулась Руперту. — Бенедикт пригласил меня пообедать с ним завтра. — И слова эти, произнесенные ею вслух, заставили ее затрепетать.
— Ах вот оно что! Прежде чем ты наделаешь глупостей, девочка, советую тебе поговорить с Мэри. Она знает Бена лучше меня. Они дружили еще студентами. Он очень сложный человек и, говоря откровенно, не совсем твоего уровня.
— Благодарю вас, — ответила она сухо. — Вы умеете исподтишка создавать рекламу.
Руперт с растерянным видом запустил пятерню в полуседую гриву:
— Ах, черт возьми, Бекки, пойми меня правильно и будь осторожна. А теперь пошли отсюда.
Ребекка оглядела комнату, ища глазами человека, о котором они только что говорили, и Руперт заметил, как эти двое обменялись горящими взглядами.
Бенедикт повел плечом, а она произнесла одними губами «Завтра» и с улыбкой кивнула.
Оглянувшись в последний раз, Ребекка позволила Руперту вывести ее через запруженный людьми зал вниз по лестнице, во двор. Они шли под руку по улицам Оксфорда. Ребекке казалось, что город никогда еще не был таким прекрасным. В начале июня студенческие экзамены почти закончились, и теперь дышащий стариной город звенел от юных голосов, напоенных восторгом и чувством облегчения.
Древние камни знаменитых колледжей отливали серебром в угасающем свете, и сердце Ребекки пело от необъяснимой радости. Ей казалось, что она летит на крыльях, и они дошли до дома за каких-нибудь десять минут.
Сидя напротив Мэри за кухонным столом и потягивая какао, она пыталась сохранить спокойствие, когда Мэри попросила рассказать, о чем же была лекция Максвелла.
Допив какао и поставив свою чашку на стол, Мэри оглядела Ребекку внимательными голубыми глазами.
— Конечно, высокие идеалы спасения мира — прежде всего, но теперь расскажи-ка мне, что на самом деле случилось.
Ребекка с улыбкой вскинулась: неужели все так заметно? Даже Мэри, поглощенная новой для нее ролью матери, что-то углядела.
— Случился Бенедикт Максвелл, — ответила она напрямик, притворство было не в ее духе.
— Ага! Значит, это Бен превратил тебя из просто красавицы в красавицу сияющую. Мне следовало самой догадаться. Он даже в студенческие годы производил потрясающее впечатление на женский пол.
— Жаль, что я не знала его тогда, — заметила Ребекка; мысль о том, что Бенедикт был ребенком, а потом юношей, что до того, как они встретились, он жил какой-то своей жизнью, поразила ее. Что это, ревность? Нет, конечно же, нет. Это просто жажда, жажда знать мельчайшие подробности о жизни человека, который внезапно покорил ее сердце.