— Возможно, — согласилась она.
— Нечто похожее наверняка было у вас с Харли.
— Не совсем. Мне нравилось то, что я была ему нужна. Он был таким необузданным, самолюбивым, артистичным, — и тем не менее его внимание привлекла такая скромная мышка, как я.
— Думаю, вы себя недооценивали, — заметил Барт.
— Может быть, — ответила она. — Кроме всего прочего, Харли из тех людей, которые руководствуются эмоциями, а не здравым смыслом.
— В отличие от вас?
— Да, и это тоже сыграло свою роль. Но вскоре выяснилось, что именно те черты, которые поначалу привлекали его во мне, а меня — в нем, вынудили нас разойтись.
— Позволю себе предположить, что речь шла о его супружеской неверности?
Хейзл кивнула.
— Он пользовался успехом у женщин именно потому, что был настолько чувствителен и эмоционален.
Барт покачал головой.
— Неверность не связана с успехом у женщин, скорее, наоборот. И если уж Харли так трепетно относился к своим чувствам, то почему не подумал о ваших?
Хейзл невольно улыбнулась, услышав непритворное возмущение в голосе Барта, но потом сообразила, что он старается увести разговор от Клеменс.
— Когда ваша невеста заболела? — спросила она.
Лицо Барта омрачилось.
— Мы были вместе уже полгода. Вскоре после помолвки Клеменс стала часто жаловаться на усталость. Вначале мы подумали, что она, возможно, беременна. — Он замолчал, словно заново переживая тогдашние ощущения. — Меня охватили радость и смятение одновременно. Но когда я уговорил ее пойти к врачу… Это было похоже на кошмарный сон, из тех, что стараешься скорее забыть при пробуждении. Клеменс было всего двадцать четыре, когда она узнала, что ей осталось жить еще от силы год.
Стараясь не привлекать внимания к своим действиям, Хейзл достала из шкафа бутылку бренди и плеснула немного Барту и себе.
Он выпил содержимое бокала одним глотком и продолжил:
— Она проходила один тест за другим, принимала разные лекарства, но ей становилось все хуже и хуже. В конце концов Клеменс отказалась от всех таблеток, кроме обезболивающих, и сказала, что лучше смириться, чем жить ложными надеждами.
— Что ж, она была необыкновенной женщиной, — мягко произнесла Хейзл.
Барт некоторое время молча смотрел на нее, затем кивнул.
— Да, — ответил он. — Именно такой она и была. Спасибо.
— За что?
За то, что вы проявили великодушие к женщине, с которой я был обручен, несмотря на то, что, возможно, хотели бы оказаться на ее месте, подумал Барт, но не сказал этого вслух. Во-первых, он знал, что такие слова могут оттолкнуть Хейзл, а во-вторых, не был уверен в ее чувствах к себе.
— За то, что вы так хорошо подготовили сегодняшний праздник, — сказал он. — И выслушали меня. Этого достаточно?
— О, пожалуйста, — ответила Хейзл, улыбаясь. — Всегда приятно услышать слова благодарности.
Невероятно, подумал Барт, эта женщина еще ни разу не заставила меня вспылить!
— Даже не знаю, почему это я вдруг с вами разоткровенничался, — признался он.
Она снова улыбнулась.
— Просто вам давно нужно было кому-то излить душу, вот и все, — просто ответила она. — Вы живете в вымышленном мире, погрузившись в рукописи. Но иногда нужно встречаться лицом к лицу с реальностью, какой бы печальной она ни была.
Еще немного понимания, промелькнуло у него в голове, и я опрокину тебя на кухонный стол!
— Идите спать, — мягко повторил он. — Иначе я возьму обратно свое предложение закончить с уборкой.
Если он попробует поцеловать меня, я не буду сопротивляться, промелькнуло в голове у Хейзл.
Но Барт не совершил подобной попытки, а она была не из тех женщин, кто в подобных ситуациях делает первый шаг, — даже если мужчина только того и ждет.
Значит, я лягу в свою холодную одинокую постель, просплю восемь часов и завтра уеду домой, мысленно усмехнулась она.
Молчание протянулось между ними, словно шаткие деревянные мостки, раскачиваемые ветром.
— Спокойной ночи, Барт, — сказала Хейзл.
Он улыбнулся.
— Спокойной ночи, дорогая.
Неудивительно, что после этого разговора Хейзл не смогла заснуть. Она долго ворочалась в кровати, потом встала и подошла к окну.
Интересно, видны ли отсюда звезды? — подумала она, отодвинула занавеску и посмотрела в небо.
Огромная круглая луна висела низко над горизонтом — молочно-белая, окруженная серебристым ореолом. Деревья казались почти черными в этом призрачном сиянии. Вокруг было пусто и тихо. Хейзл прислонилась лбом к холодному стеклу, гадая о том, что делает сейчас Барт.
А он тоже не мог заснуть. К тому же его мучила жажда — по крайней мере, он пытался убедить себя в этом.
Барт тихо вышел из комнаты, стараясь не разбудить мать и сестер. Он решил спуститься вниз на кухню и налить себе чего-нибудь выпить, но потом свернул в коридор, который вел в противоположном направлении. Послышался какой-то шум, словно чья-то рука осторожно отодвигает занавеску. Этот звук доносился из комнаты Хейзл, и Барт сказал себе, что просто обязан проверить, что там происходит!
Но когда он, крадучись, подошел к чуть приоткрытой двери ее спальни, то вдруг почувствовал, что его сердце бешено колотится уже даже не в груди, а где-то в горле.
Так всегда происходит в старинных романах, мысленно усмехнулся Барт. Герой неожиданно забывает обо всем, кроме женщины, к которой устремлены все его помыслы и желания.
Хейзл была одета в длинную полупрозрачную ночную рубашку со стоячим воротничком и длинными рукавами. Казалось, — если распахнуть окно, внезапный порыв ветра может унести это легкое одеяние, как облако, и она останется полностью обнаженной, словно деревянная статуя, украшающая нос корабля.
Но особенно поразили воображение Барта ее волосы — длинные, струящиеся вдоль спины золотым водопадом. Дыхание его стало прерывистым.
Почувствовав его присутствие, Хейзл обернулась. Она была слишком потрясена этим неожиданным появлением, чтобы возмутиться, — и в то же время понимала, что втайне ждала его. Сердце ее бешено колотилось, но голос прозвучал на удивление спокойно.
— А, это вы, — сказала она.
Барт тряхнул головой, безуспешно пытаясь развеять исходящее от нее волшебное очарование.
— Вы не удивлены? — полюбопытствовал он.
Хейзл слегка прикрыла глаза.
— Нет.
Он невольно улыбнулся: ее спокойствие было явно наигранным.
— Не спится?