— Искренне прошу простить меня, сэр, — ответила Сара и смущенно потупилась, хотя гнев еще не до конца отпустил ее. Этот французский шевалье, который скакал по лесам, переодевшись индейцем, продолжал раздражать и сердить ее. Да как он посмел не сказать ей, кто он такой?! Он напугал ее и сделал это специально!.. Никакого другого объяснения его вызывающему поведению Сара просто не могла подобрать.
— Вы должны как можно скорее уехать отсюда, миссис Фергюссон, — снова сказал француз, внимательно наблюдавший за сменой выражения на ее лице. — Ваше место в бостонских салонах и в гостиных, а отнюдь не здесь.
Судя по его лицу, он тоже был не в восторге от сложившейся ситуации и искал способ решить эту неожиданную проблему, которая могла иметь самые непредсказуемые последствия. Похоже, Сара Фергюссон произвела на Франсуа слишком сильное впечатление, чтобы он мог отнестись к ее судьбе равнодушно.
Все это Сара прочла по его глазам. Она не знала, что Франсуа откровенно сказал об этом полковнику, когда узнал, что его очаровательная гостья пропала.
— Я уеду отсюда, когда захочу и куда захочу, месье, — отрезала она. — И если захочу. Пока же позвольте мне поблагодарить вас; вы были очень любезны, когда решили проводить меня… нас до Дирфилда. Без вас нам в лучшем случае пришлось бы заночевать в лесу.
С этими словами она присела в безупречном реверансе, словно они оба находились в бальной зале английского дворца, потом пожала руку полковнику и, еще раз извинившись за причиненное беспокойство, быстро пошла к домику Ребекки.
Ноги Сары все еще дрожали от усталости и волнения, но она каким-то образом ухитрилась ни разу не поскользнуться на утоптанном снегу. Поднявшись на крыльцо, она бесшумно отворила дверь и, скользнув в теплую комнату, затворила ее за собой.
Тут силы оставили ее, и, негромко всхлипывая от облегчения, Сара сползла по двери па пол.
Пока Сара шла через площадь, Франсуа де Пеллерен провожал ее взглядом. Он не произнес ни слова, и полковник, в свою очередь наблюдавший за ним, не мог не задаться вопросом, что по этому поводу думает граф. Угадать его мысли никогда не было легкой задачей. В его душе было что-то дикое, неподвластное логике, и полковник порой задумывался, не стал ли Франсуа, хотя бы отчасти, настоящим краснокожим. Француз не только усвоил привычки и образ мыслей индейцев, но нередко даже реагировал на обстоятельства не как белый человек, а как индеец. Было время, когда о нем вообще ничего не было слышно — он жил где-то в лесах, со своим племенем, которое приняло его в свои ряды, и стал появляться в местах поселений белых только после того, как погибли его индейская жена и сын. Сам Франсуа, правда, никогда об этом не говорил, но эту историю знали все — и белые, и краснокожие.
— Необычная женщина… — сказал наконец полковник, подумав о странном письме от жены, которое он получил с оказией только сегодня утром. — Она говорит, будто овдовела три месяца назад, но… Амелия познакомилась в Бостоне с одной леди, которая только что приплыла из Англии. Она рассказала ей совершенно поразительную историю… — Полковник замялся. — Говорят, миссис Фергюссон сбежала от мужа. Видно, он был порядочной скотиной и поколачивал ее, но… Если он жив, то никакая она не вдова. Ее мужа звали граф Эдвард Бальфор. Следовательно, наша миссис Фергюссон — графиня, ни больше ни меньше. Ты, Франсуа, граф, она — графиня… У меня такое впечатление, что половина аристократов из Европы уже переселилась в Новый Свет и со дня на день ожидается прибытие второй половины. Ты не находишь?
Но Франсуа только улыбнулся в ответ. Он вспоминал своего кузена — человека, плечом к плечу с которым он сражался и которого хорошо знал и любил. Он тоже был аристократом. А теперь еще эта храбрая женщина, которая готова была отдать свою жизнь за жизнь молодого мальчишки, деревенского увальня… Как она себя вела в лесу! Как благородно и отважно! Даже если бы она не оказалась графиней, ей-же-ей, ее стоило пожаловать этим титулом!
— Нет, Джеймс, — ответил в конце концов Франсуа. — Хорошо это или плохо, но все аристократы Европы не приедут в Америку. Только лучшие…
Лучшие из лучших.
Он попрощался со Стокбриджем и пошел к своим людям, которые, по индейскому обычаю, устраивались на ночлег под навесом, где было свалено сено для лошадей. Не сказав никому ни слова, Франсуа завернулся в одеяло и лег.
Сара долго не могла заснуть. Перед глазами стоял этот странный человек. Снова и снова вспоминала она его свирепые темные глаза, блеск луны на головке томагавка за поясом, подпрыгивающее при каждом движении головы орлиное перо в волосах, нетерпеливые движения сильных рук… Суждено ли им снова увидеться? Пересекутся ли снова их пути?
Сара очень надеялась, что — нет.
Чарли отложил дневник Сары, только когда, случайно бросив взгляд на часы, обнаружил, что уже далеко за полночь. Он сел за дневник чуть не с самого утра и читал, не вставая, несколько часов подряд. Ноги и спина у него затекли так сильно, что каждое движение причиняло ему боль, но, откладывая дневник в сторону, Чарли не сдержал легкой ироничной улыбки.
Описание знакомства Сары и Франсуа позабавило его. Неужели она не предчувствовала то, что произойдет с ними позже, подумал он, но тут же одернул себя. Ему легко было рассуждать, ибо ему-то с самого начала было известно, что Сара и Франсуа полюбят друг друга. Нет, его ирония была неуместна. Искренность и непосредственность Сары вызывали восхищение и трогали Чарли до глубины души. Как и Франсуа, Чарли был очарован Сарой, а ее храбрости и готовности к самопожертвованию ему оставалось только завидовать.
Чарли неожиданно проникся жалостью к самому себе: одиночество — явно не его стихия. На встречу с такой женщиной, как Сара, он хотел, но не смел надеяться; что касалось Кэрол…
Кэрол… Он не звонил ей с самого Рождества.
Да и тот последний звонок был, честно говоря, дурацким. Кэрол была довольна и весела, она принимала гостей в доме Саймона, она была с головой погружена в счастливые предрождественские хлопоты — неудивительно, что ей было не до него!
Чудом было уже то, что она вообще стала с ним разговаривать. Может быть, позвонить ей еще раз — в спокойные дневные часы?
Решительным усилием Чарли оборвал поток мыслей, связанных с Кэрол, и вышел из дома, чтобы немного проветриться.
Стояла ясная морозная ночь, и бархатное небо было полно ярких мерцающих звезд. Ни шороха, ни ветерка — только снег негромко поскрипывал под ногами. Все вокруг дышало тишиной и покоем, но Чарли не покидало острое ощущение собственного одиночества. То, что он узнал из дневника Сары Фергюссон, было удивительно интересно, но ему даже не с кем было поделиться своим замечательным открытием, не с кем было просто поговорить. У Чарли даже не возникло желания увидеть призрак, хотя какое-то время тому назад он отчаянно желал этого. Сегодня Чарли предпочел бы иметь дело с вполне реальным собеседником.