Тоже шесть! Но она сказала, что на этот раз переправа через реку пройдет благополучно. Ты не должна бояться, любимая! Сломанная Лиственница никогда не ошибается! С тобой этого больше не случится. У тебя… у нас будет сын или дочь!
— Она сказала только, что я не умру, — напомнила ему Сара, в душе которой, впрочем, снова проснулась надежда. — А ребенок? Что будет с моим ребенком? С нашим ребенком? Почему в этот раз все должно быть иначе, чем раньше?
— Потому что я буду с тобой, — мягко ответил ей Франсуа. — Я стану заботиться о тебе. Я буду делать для тебя отвары и настои из целебных трав, которые используют индианки, и ты станешь круглой и толстой. А потом ты родишь здоровенького, пухленького мальчика или девочку, похожую на тебя.
Говоря это, он улыбнулся, и Сара прильнула к нему всем телом, чувствуя его тепло и черпая в нем уверенность и силу.
— Твоя жизнь изменилась, Сара, — продолжал Франсуа негромко. — Теперь все будет по-другому и у тебя, и у меня тоже. И мы, и наш ребенок — мы все начинаем новую жизнь!
Она поверила ему, поверила, что теперь все изменилось, а Франсуа, неожиданно спохватившись, спросил ее строго:
— Когда это случится?
— Думаю, в конце лета, — смущенно ответила Сара и потупилась. — Быть может, в начале сентября.
Первые признаки беременности она заметила после Рождества. С тех пор прошло уже почти три месяца, но она все не решалась открыться Франсуа, нося в себе свое беспокойство. И теперь, когда она поделилась с ним своими тревогами, ей сразу стало легче. К тому же… к тому же она почему-то верила старой, мудрой предсказательнице.
После этого они вернулись в Длинный дом, где индейцы выделили им спальню. Ложась рядом с Сарой, Франсуа нежно обнял ее, и она быстро заснула. Он же еще долго не спал, вглядываясь в лицо Сары, все еще хранившее следы слез, и его сердце полнилось нежностью и любовью. Прежде чем уснуть, Франсуа долго просил христианских и индейских богов явить милосердие и благословить Сару и их дитя.
Чарли отложил дневники Сары только тогда, когда часы на камине пробили четыре раза. Сегодня он должен был отвезти Франческу и Моник в пиццерию, как обещал, а до этого ему еще нужно было привести себя в порядок.
Принимая душ и одеваясь, он продолжал думать о ребенке Сары и Франсуа, и его душа переполнялась умилением и радостью. Ему очень хотелось узнать, что стало потом с этим ребенком, каким он был человеком и как сложилась его судьба; об этом, возможно, говорилось в дневнике дальше, и Чарли не раз испытывал острое желание заглянуть в одну из последних тетрадей, однако он каждый раз сдерживался. Дневник Сары наполнил его жизнь тайной, которую Чарли понемногу открывал для себя каждый день, а узнав заранее ответы на все вопросы, он лишил бы себя этого предвкушения узнавания. События двухсотлетней давности и особенно люди, с которыми он встретился на страницах дневника, казались ему совершенно реальными; должно быть, поэтому Чарли считал, что с его стороны будет не совсем честно узнать о событиях жизни героев раньше их самих.
Он даже не мог набраться смелости и поделиться своей тайной с Франческой, хотя сейчас ему хотелось этого больше, чем когда-либо.
Когда ровно в шесть Чарли заехал за Франческой и Моник, он все еще чувствовал себя виноватым. Впрочем, Моник была по обыкновению оживлена и не заметила его задумчивости, да и Франческа, похоже, тоже не придала ей значения. Она была в хорошем настроении, к тому же вчера ей удалось наконец закончить главу своей диссертации и начать новую.
Ужин прошел весело, и, когда с пиццей было покопчено, Франческа пригласила Чарли к ним домой на кофе с мороженым.
Чарли был весьма польщен таким проявлением доверия, поэтому даже не подумал отказываться.
Моник пришла в восторг — ей давно хотелось показать Чарли свою коллекцию бабочек и жуков, которую она собирала все лето, однако Чарли подозревал, что дело здесь не только в этом. Очевидно, ей не хватало «мужского влияния», как выражаются психологи, и она подсознательно стремилась найти замену отсутствующему отцу. Что касалось самого Чарли, то чем больше он общался с девочкой, тем сильнее жалел о том, что у него нет собственных детей. Впрочем, его сожаления носили совершенно абстрактный, умозрительный характер.
В десять вечера девочка отправилась спать, но Франческа и Чарли не спешили прощаться. Принимая из рук Франчески очередную чашку кофе и печенье, которое она испекла, пока он рассматривал наколотых на булавки кузнечиков и жуков, Чарли не удержался и сказал:
— Твоя дочь — совершенно замечательный ребенок! Я, конечно, совсем не знаю детей, но, по-моему, она просто чудо.
От его похвалы Франческа буквально расцвела.
Она обожала свою дочь, хотя порой ей бывало очень непросто с Моник.
— Ты никогда не хотела родить еще одного ребенка? — спросил Чарли, вспоминая Сару и пытаясь представить себе, что это такое — быть отцом или матерью.
Франческа смутилась.
— Очень давно, — ответила она наконец. — Но я… не успела. Пьер в то время увлекся этой своей лыжницей и перестал обращать на меня внимание.
Наша семейная жизнь начала разваливаться, а когда Мари-Лиз родила ему двойню, он и вовсе забыл про меня. Ну а теперь говорить об этом бессмысленно, так что я смирилась…
Она произнесла эти слова с полной покорностью судьбе, и Чарли почувствовал, что не может не возразить ей.
— В тридцать один год еще ничего не поздно! — с горячностью воскликнул он. — Саре Фергюссон было двадцать четыре, когда она приехала в эту страну, и по меркам того времени она была почти что старуха. Но она сумела начать все сначала с человеком, которого любила. Она забеременела от него, хотя все ее предыдущие дети умерли!
— В таком случае, — заметила Франческа самым саркастическим тоном, — передо мной стоит задача гораздо более сложная, потому что у меня нет любимого мужчины, от которого я могла бы забеременеть. Кроме того, мне начинает казаться, что эта женщина превратилась для тебя в навязчивую идею. Я только и слышу: Сара то, Сара се… Ты что, влюбился в нее? В этот призрак?
Очевидно, его слова больно ее задели, и Чарли тут же пожалел о своей несдержанности. Впрочем, отступать было все равно поздно, и он решился.
— Я бы хотел дать тебе кое-что почитать, — сказал он, и Франческа рассмеялась.
— Знаю, знаю, — сказала она. — В мой первый после развода год я тоже этим баловалась. Я прочла все книги по психологии, все пособия для брошенных женщин, все рекомендации по смягчению последствий развода и все наставления на тему «Как перестать ненавидеть своего бывшего мужа и начать жить заново». Все это чушь собачья! В этих книгах нет рецептов, которые научили бы меня снова верить мужчинам и помогли найти человека, которого бы я могла без боязни впустить в свою жизнь. Нет такого учебника, Чарли, который помог бы мне стать сильной и мужественной.