— Скорее всего, его нет дома, — прошептал Том.
— Все может быть. — У нее совершенно выскочило из головы, что Джеффри действительно может не оказаться дома.
Если он снова уехал куда-нибудь по своим "делам", дожидаться его, пока он вернется, было небезопасно.
Она пала духом.
— Можно зайти попозже, — предложил мальчик.
— Да, наверное, ты прав…
Неожиданно щелкнул замок, дверь распахнулась, и не успела Китти опомниться, как на крыльцо выскочила огромная собака с лоснящейся шерстью и ткнулась холодным, мокрым носом в ее ладонь.
Повинуясь скорее инстинкту, чем голосу разума, она, не сводя глаз со страшного зверя, подхватила Тома на руки. Ротвейлер, мелькнула мысль. Впрочем, увидев темно-карие широко посаженные собачьи глаза, в которых не было никакой злобы, а только доброжелательное любопытство, она успокоилась.
— Джой, как ты себя ведешь!
Джой, машинально отметила Китти, узнав этот голос. Подняв голову, она увидела стоявшего в дверях Джеффри Эйбила.
— Мистер Эйбил, — пробормотала она и окончательно растерялась, увидев, что на нем ничего нет, кроме белых шорт, которые едва держались на свободно завязанном шнурке.
Вид обнаженной груди Джеффри, загорелой и мускулистой, заставил Китти смущенно потупиться, и взгляд ее упал на его босые ноги. С тех пор как они виделись пять недель назад, его темные волосы заметно отросли, а судя по щетине на щеках и подбородке, последние несколько дней он не брился.
— Миссис Филдинг… — настороженно произнес он, пристально глядя на нее.
Не очень-то он рад встрече, отметила она про себя. Оставалось утешаться тем, что, по крайней мере, не прогнал с порога вон.
— Я… я хотела спросить, могу ли я поговорить с вами, — сказала Китти, решив не отступать до тех пор, пока он не оставит ей другого выхода.
— О чем? — спросил Джеффри, подозрительно прищурив холодные серые глаза.
— Утром на рынке маму напугал злой дядя, — вмешался Том. Голосок ребенка заметно дрожал.
— Это правда?
Китти показалось, что взгляд его потеплел. Но когда он снова поднял глаза, она поняла, что ошиблась: на нее взирал тот же колючий и неприступный Джеффри Эйбил, словно одержимый единственной мыслью — не пустить их в дом.
— Извините за беспокойство, — пролепетала она, отводя взгляд и уже собираясь уходить.
— Вы не ответили на мой вопрос. — Он остановил ее, взяв за руку, решительно и вместе с тем деликатно.
— Право, не стоит. Это не имеет значения. — Она снова робко взглянула на него.
— Я спросил, о чем вы хотите поговорить со мной?
— По правде сказать, это все… довольно… запутанная история.
— Как интересно!
Задетая за живое его язвительным тоном, Китти с вызовом посмотрела на Джеффри: неужели тот не может хотя бы выслушать ее? Она уже была готова тихо ретироваться, но коль скоро он сам остановил ее, подумалось, что…
— Ну хорошо, идемте — расскажете мне, что с вами приключилось, — не слишком любезным тоном предложил Эйбил.
Она пожалела, что не может себе позволить немедленно вырвать руку из цепких пальцев Джеффри и послать того к черту — для просительницы, коей она являлась, подобное было бы непозволительной дерзостью.
— Благодарю вас, мистер Эйбил.
Не выпуская руки Китти из своей, он втащил ее в сумрачную прохладу, позвал собаку и закрыл дверь. Лишь когда она оказалась в узком холле, он наконец отпустил ее.
Китти, держа на руках Тома, последовала за ним, стараясь унять бешеное биение сердца. Джеффри распахнул перед ними дверь. Задержавшись в проходе, Китти увидела перед собой просторную, уютную, залитую солнцем кухню. На подоконнике в горшках стояли цветы, на деревянном столе в глиняном кувшине — огромный букет желтых роз, чей нежный аромат смешивался с запахом свежеиспеченного хлеба.
Стоявшая в углу за разделочным столом пожилая, с белыми как снег седыми волосами и темными глазами женщина, окинув Китти любопытным взглядом, приветливо улыбнулась.
— У вас гости, сеньор Эйбил? — почти пропела она.
— Позвольте представить, миссис Сантос: моя… хорошая знакомая миссис Китти Филдинг и ее сын…
Джеффри вопросительно посмотрел на гостью, и та поняла, что он ждет, чтобы она сказала, как зовут ее сына.
— Том… Мой сын.
— Нам с миссис Филдинг необходимо поговорить. Я подумал, что Тому, может быть, лучше побыть с вами.
— Ах, да, да. Мне будет очень приятно. — Женщина просияла. — Поможешь мне печь хлеб, да, детка?
Мальчик, видно, не горел желанием расставаться с матерью, поскольку еще крепче прижался к ней, уткнувшись лицом в плечо.
— Мы будем здесь неподалеку, в саду, — с неожиданной теплотой в голосе обратился к нему Джеффри.
— А собака? — спросил Том.
Джой тем временем уже уютно свернулся под столом и явно собирался вздремнуть.
— Он тебя не тронет, — заверил мальчика Джеффри. — Но если боишься, мы возьмем пса с собой в сад.
— Хорошо, — согласился Том.
Джефф окликнул собаку и направился к двери, которая вела в сад. Китти пошла вслед за ним.
Небольшой, но ухоженный, сад ей понравился сразу. Между клумбами с розами самых всевозможных сортов были проложены вымощенные кирпичом дорожки; в тени стоял металлический стол на витых ножках и четыре таких же стула. В отдалении весело журчал маленький фонтан, от него тянуло живительной прохладой.
Джой, как и следовало ожидать, тут же свернулся калачиком под столом.
Джеффри снял со спинки стула белую рубашку из хлопка, надел ее и, не удосужившись застегнуть пуговицы, присел на краешек стола и предложил Китти сесть.
— А теперь рассказывайте, что с вами приключилось, — произнес Джеффри, стараясь говорить таким тоном, который, как ему казалось, должен был ее воодушевить. Не дождавшись ответа, он как можно деликатнее подсказал: — Том сказал, что вас на рынке напугал какой-то человек, так?
— На самом деле это было возле собора. Этого человека зовут… Гарри Фелл.
После того как она выдавила из себя это имя, к ней, казалось, вернулись и дар речи, и самообладание. Глубоко вздохнув, она начала с самого начала. Голос у нее не дрогнул, когда она рассказывала о своем муже и о том, как очутилась в Сан-Марио.
К своему изумлению, слушая ее рассказ о бурном романе с Чарлзом, Джеффри почувствовал легкий укол ревности. Он отметил про себя, что она, должно быть, любила мужа так, как никогда уже не сможет полюбить ни одного мужчину. Однако ревность вскоре уступила место гневу, когда Китти поведала о том, как после похорон мужа его отец начал преследовать ее.