– А иногда я такая несносная, как будто мне вдвое меньше.
– Я этого не говорила! – возразила Шейла. – Уфф! Какая жарища! – Она обмахнулась попавшим под руку детским журналом.
– Это папа так говорит, а потом еще много чего... Хотя, конечно, только когда я канючу.
Шейла ласково потрепала Одри по щеке. Между прочим, то, что девочка выглядит счастливой, – заслуга Генри. Маргарет год назад оставила его и дочку, а он ни разу не выказал никаких обид в ее адрес в присутствии Одри. Надо отдать ему должное, Генри прекрасно справляется с обязанностями отца-одиночки.
– А папы часто так делают: говорят то, что не очень-то хочется выслушивать, но что надо знать. Это называется суровой родительской любовью.
Шейла закрепила косу на затылке заколкой-бантиком – красным в белый горошек.
– А суровая родительская любовь – это то же самое, что и настоящая любовь?
Шейла задумалась.
– Настоящая любовь – это когда двое не могут прожить друг без друга и дня. Ссорятся, дуются друг на друга, но все время вместе.
– Как твоя сестра и Руперт?
– Да, именно. Как Стефани и Руперт.
В зеркале отразился пристальный взгляд Одри. Не поворачивая головы, она посмотрела Шейле прямо в глаза и сказала:
– Иногда мне хочется, чтобы ты была моей мамой!
Шейла улыбнулась, наклонилась и поцеловала Одри в щеку.
– Ты моя милая... У тебя есть мама, которая очень-очень тебя любит.
Девочка выпятила нижнюю губу.
– Она живет в Новой Зеландии, я ее и не вижу!
– А Новый год забыла? Вспомни, как чудесно было в Риме!
У Одри засияли глаза.
– Правда! Какой там был фейерверк! Помнишь?
– Я эту поездку часто вспоминаю, – призналась Шейла и вздохнула.
– Это я очень хотела, чтобы ты поехала с нами.
– Ты моя милая...
Шейла наклонилась и чмокнула девочку в макушку.
– И папа тоже...
– И твой папа милый...
– А его ты поцеловала бы?
Шейла засмеялась, а Одри сдвинула брови и забавно наморщила лоб.
– А помнишь, мама мне купила целый пакет конфет? – спросила девочка после паузы. – У меня от них был зеленый язык... и потом еще меня тошнило на каждом углу?
Шейла и сейчас не могла без содрогания вспоминать, как пришлось делать Одри промывание желудка и отпаивать молоком пополам с минеральной водой.
– Конечно, помню, – сказала она ровным голосом.
– Хорошо, что ты жила вместе с нами в отеле... Жаль только, что на другом этаже.
Шейла кивнула.
– Жить в одной гостинице очень удобно: созваниваешься и сразу идешь на прогулку, – объяснила она сдержанным тоном.
Одри принялась теребить подол юбки.
– А мама меня все время расспрашивала, ты с папой или у себя? Эрвин тоже задавал всякие вопросы.
Шейла покачала головой.
– Расспрашивать надо либо меня, либо твоего папу, но уж никак не тебя! Это одно. И второе: нужно было сразу рассказать об этом папе.
– Я сказала, что ты живешь на другом этаже. Вот если бы папа и ты влюбились друг в друга, тогда другое дело. А вы с ним влюблены или нет?
– О чем это вы?
Одри и Шейла, как по команде, обернулись. Генри в светло-сером костюме, голубой рубашке и галстуке в красно-бело-синюю полоску стоял в проеме дверей.
– Ну что, папочка, рассекретил секреты рекламного бизнеса?
Генри потратил все утро на запись телешоу.
– Более-менее. А вы какими секретами делитесь?
Шейла и Одри обменялись быстрыми и многозначительными взглядами.
– Мы беседуем о любви! – Девочка состроила уморительную гримасу.
Генри метнул взгляд в сторону Шейлы.
– О суровой родительской любви, – пояснила та. – А до этого говорили о дне рождения Одри.
Генри снял пиджак и ослабил узел галстука.
– Есть какие-либо соображения на этот счет?
– Пап, я не хочу ничего устраивать в этом году! – заявила Одри.
Встретившись взглядом с Шейлой, Генри кивнул. Оба вспомнили неудавшееся прошлогоднее празднество.
– Не хочешь – не надо! Но все-таки день рождения отметить надо.
– Тогда пойдем в ресторан. Только в самый лучший. Ты, я и Шейла...
Шейла вспыхнула.
– Меня включать в вашу компанию вовсе необязательно! – сказала она бодрым голосом, торопясь дать понять Генри, что это не ее идея.
– Знаю-знаю! – ворчливо заметила Одри. – Ты всегда так! Имей в виду, если не пойдешь, я обижусь.
– Тогда остается спросить, не станет ли возражать твой папа.
– Шейла, если ты с нами не пойдешь, я тоже обижусь! – засмеялся Генри.
Одри перевела взгляд с отца на Шейлу. Задумалась.
– Шейла, а чего это ты такая красная?
– Умираю от жары!
– Еще бы! – сказал Генри. – Ходишь все время в джинсовой юбке и в блузке с длинным рукавом. Одета, прямо скажем, не по погоде.
Одри внимательно посмотрела на отца.
– Правда, Шейла, почему ты постоянно в одном и том же?
Шейлу этот вопрос застал врасплох. Не станешь же объяснять ребенку, что скромный внешний вид создает имидж женщины, равнодушной к мужским чарам. Пока она лихорадочно соображала, что бы такое придумать, ее выручил звонок в дверь.
– Это, наверное, Элинор! – Одри вскочила, заметалась по комнате. – А я не готова!
– Успокойся! Я собрала сумку, там все твои купальные принадлежности.
Генри вскинул брови.
– Куда это она?
– Миссис Тейн, мама Элинор, везет девочек в бассейн, а потом у них чай, – объяснила Шейла.
– И я останусь у Элинор ночевать! – добавила Одри. – Папа, разве ты не помнишь? Я же спрашивала у тебя разрешения...
– Припоминаю! Идем, провожу тебя до машины.
Шейла взглянула на свое отражение в зеркале. Нда!.. Никакого шарма. Юбка – как на вешалке, блузка – рубище, а не блузка, голова – прямо-таки воронье гнездо!
Когда Генри, проводив Одри, вернулся, Шейла сидела в кресле и промокала лоб бумажной салфеткой.
– Ты прав, Генри. На дворе июль, а я чуть ли не в шубе... Сегодня уйду пораньше – надо подшить подол у шелкового платья, которое я купила в Риме.
– Что бы ты без меня делала! – улыбнулся он. – Во рту пересохло, пошли в кухню.
На стуле возле холодильника лежал огромный пакет. Генри заглянул внутрь.