Ну что ж, даже если с сыном миссис Палмер случилась галлюцинация, то Чарли был совсем не прочь пережить то же, что и он. В атмосфере дома действительно было что-то особенное, так что казалось — стоит закрыть глаза, и услышишь в соседней комнате голоса людей, которые когда-то здесь жили, да и ощущение того, что одна из дверей вот-вот отворится и навстречу ему выйдет таинственная хозяйка шале, не оставляло Чарли с той самой минуты, когда он переступил порог дома.
— Я еще никогда не видел такого красивого дома, — признался Чарли и, не в силах противиться искушению, снова стал обходить одну задругой все комнаты. — Несмотря ни на что, он дышит и живет, и в том, что произошло с Джимми, нет ничего удивительного. Я тоже чувствую себя так, словно в соседней комнате меня ждет гостеприимный и добрый хозяин. Должно быть, люди, которые тут жили — начиная с этой женщины, Фергюссон, — оставили здесь свою добрую психическую энергию. Конечно, я не экстрасенс, а всего лишь архитектор, однако мне известно, что все архитектурные сооружения — в частности, дворцы, особняки, палаты, которые нынче нас так восхищают, — несут на себе отпечаток характеров тех людей, которые там когда-то жили. И в этом заключена для нас значительная часть их очарования. Ведь, как гласит известное высказывание, роскошный дворец становится произведением искусства только после того, как слуги намусорят в углах.
— Я рада, что тебе здесь нравится, Чарльз, — сказала Глэдис, когда они спустились в холл первого этажа и Чарли, не переставая оглядываться по сторонам, уселся прямо на ступеньках лестницы. — Этот дом много для меня значит.
Он действительно очень много для нее значил, и Глэдис осталась верна своей привязанности, хотя даже собственный муж не понимал ее до конца, а сын постоянно высмеивал. В этом доме было что-то особенное — что-то, что невозможно было объяснить словами. И как ни хотелось Глэдис поделиться с кем-то своими ощущениями, это было невозможно, если только другой человек не чувствовал того же, что и она. Чарли был первым человеком, который оказался в состоянии ощутить всю необычность и красоту дома в целом. Возможно, Он даже улавливал нечто сверх того, потому что он был талантливым архитектором, всю жизнь имевшим дело с планировкой и строительством домов. Глэдис, во всяком случае, полагала, что Чарли есть с чем сравнивать, и не сомневалась, что сравнение — в пользу ее дома. Ей не терпелось спросить его об этом, но она видела, что он настолько глубоко взволнован, что едва ли способен произнести хоть слово. Лицо у него, во всяком случае, сделалось такое, словно его душа, обретя наконец долгожданный покой и избавившись от тревог, беззвучно говорила с душами тех, кто когда-то жил в этом доме.
А Чарли действительно казалось, что он в конце концов нашел то место, которое так долго искал, — место, где он мог бы чувствовать себя дома. Даже просто сидеть здесь, глядеть в окно на кружащиеся за стеклами снежные вихри, прислушиваться к таинственным шорохам за стеной и к потрескиванию старых стропил было удивительно приятно. Ему давно не было так хорошо и спокойно, и Чарли невольно подумал о том, что единственное, чего ему сейчас хочется это никогда и никуда отсюда не уходить.
Наконец Чарли посмотрел на Глэдис задумчивым и глубоким взглядом, и по его глазам она поняла, о чем он сейчас думает.
— Тес… ничего не говори! — шепнула она, беря его руку в свои. — Я все понимаю. Именно поэтому я так и не смогла его продать.
Это старое шале она любила гораздо больше, чем все остальные дома, в которых ей доводилось жить. Ее городское жилище в Шелбурн-Фоллс тоже было достаточно старым, но еще крепким и уютным, однако ему не хватало какого-то очарования, или, как выразился бы Чарли, — души. Во всяком случае, находясь там, она почти не чувствовала, как стены излучают тепло и любовь. У этого шале душа была. Находясь здесь, Глэдис каждой клеточкой своего тела ощущала мягкое тепло, несокрушимую внутреннюю силу и безграничную нежность той замечательной женщины, которая когда-то жила и любила в этом доме, под этой самой крышей, среди этих же самых стен. Она оставила свой след на каждой досочке, на каждой половице, а ее любовь к Франсуа осенила своей нетленной магией не только дом, но и саму поляну, и даже тропку к водопаду, по которой она так любила проходить.
Словом, и дом, и его окрестности были местом в высшей степени необыкновенным; Глэдис была глубоко в этом убеждена, и поэтому неожиданная реплика Чарли заставила ее вздрогнуть. Впрочем, Глэдис не была особенно удивлена — должно быть, что-то в этом роде она подсознательно имела в виду, когда захотела показать Чарли старое шале.
— Ты хочешь сдать мне этот дом? — спросил он, в его глазах была мольба. Отчего-то ему вдруг очень захотелось жить здесь. Чарли искренне верил, что у каждого дома есть своя судьба, есть настоящее живое сердце, и ему казалось, что старое шале потянулось к нему, оно словно почувствовало больную, израненную душу, которая нуждалась в утешении. Пожалуй, даже их с Кэрол лондонский дом не обладал подобными свойствами. Или обладал, но не в такой степени. Здесь Чарли сразу же почувствовал, как в нем нарастает не просто привязанность, а самая настоящая любовь к этому дому, словно это он прожил в нем все двести лет с тех пор, как дом был построен. И дом ответил ему взаимностью, словно приветствуя старого знакомого, который когда-то был дружен с его хозяевами, а теперь вернулся после долгого отсутствия.
— Я еще никогда ничего не хотел так сильно… — попытался объяснить Чарли и замолчал, подыскивая слова, и Глэдис посмотрела на него задумчиво. Ей и в голову не приходило сдавать этот дом. Никому и никогда. Пятьдесят лет назад она жила здесь с молодым мужем, правда, очень недолго. Потом в этом доме жил ее сын Джимми с семьей, однако со времен Сары Фергюссон здесь никто не жил постоянно. Даже предки Глэдис останавливались здесь лишь время от времени — этот дом был их собственностью, он был для них отчасти игрушкой, отчасти капиталом. Глэдис даже помнила, что ее дед как-то хотел устроить здесь что-то вроде музея, но эта затея, к счастью, так и осталась нереализованной. Дом простоял необитаемым добрую сотню лет, однако, несмотря на это, он все еще был в приличном состоянии, и во многом это была заслуга Глэдис. Она тратила немало денег на его ремонт, и каждый раз, когда она навещала его, она не упускала случая пройтись по мебели полировочной жидкостью, протереть окна и рамы или подновить позолоту карнизов.
— Понимаю, это звучит глупо… — снова заговорил Чарли, надеясь уговорить Глэдис. — Просто мне кажется, что именно поэтому я приехал сюда, именно для этого мы с тобой и встретились. Сама судьба привела меня к твоему порогу. Странно, но здесь я чувствую себя так, словно я вернулся домой.
Последнюю фразу Чарли произнес почти смущенно, но когда он поднял голову, то увидел, что Глэдис его услышала и поняла. Она и сама уже догадывалась об этом. Не колеблясь более, она утвердительно кивнула.
Определенно, это бог послал ей Чарли, как он посылает друг другу всех одиноких людей. До вчерашнего вечера каждый из них жил своей собственной жизнью, даже не подозревая о том, что каждый их шаг — это шаг навстречу друг другу. Судьбе было угодно, чтобы они в конце концов встретились, потому что у каждого из них было что дать другому. Глэдис потеряла многое и многих: мужа, детей, семью, смысл жизни, наконец. Чарли потерял свою Кэрол, и для него это было едва ли не страшнее, чем конец света. Каждый из них оказался на белом свете совершенно один, и вот, повинуясь какому-то высшему закону, они встретились, хотя вероятность такой встречи была ничтожно мала. Что потянуло Чарли на север? Что побудило Глэдис повесить на калитку табличку о сдаче комнат, без которой Чарли не решился бы подойти к ее дому? Кто, наконец, послал снежный буран, не давший ему проехать мимо Шелбурн-Фоллс, следуя в Вермонт? Был ли другой ответ, кроме одного — судьба? Он объяснял все и ничего. И тем не менее они оба чувствовали власть этой могучей силы, которая не позволила им разминуться и в конце концов поставила друг перед другом. Для Глэдис появление Чарли было самым драгоценным рождественским подарком, и ей тоже захотелось подарить ему что-то хорошее — хотя бы потому, что она знала: тогда он останется с ней. Пусть ненадолго, всего на несколько месяцев — этого хватит, чтобы дать ей силы справиться с одиночеством. А может быть, если ей очень повезет, Чарли задержится на год, на два или даже больше. Кто знает?