Уже вернувшись в Лондон, Кэрол попробовала разорвать свою связь с Саймоном, который старался, как мог, помочь ей в этом, ибо, по его собственным словам, он ее прекрасно понимал. Он признался Кэрол, что в последние годы достаточно часто увлекался красивыми женщинами, да и, живя в браке, хранил супружескую верность далеко не всегда. Как утверждал Саймон, теперь он сожалел об этом, однако, если воспользоваться его собственным выражением, «последствия неверности и неосторожности он испытал на собственной шкуре». Впрочем, со своей последней женой он развелся уже лет пять назад и был теперь совершенно свободен, однако это, казалось, не мешало ему искренне сочувствовать Кэрол, которую терзали острое чувство вины и сознание собственного долга перед мужем. В конце концов они расстались, договорившись быть друзьями, однако при этом ни Саймон, ни Кэрол даже не подозревали, как им будет не хватать друг друга в Лондоне. Несколько волнующих недель, проведенных в Париже, сблизили их настолько, что существовать один без другого они уже не могли.
Не прошло и месяца, как они начали вместе уходить из конторы в обеденный перерыв, чтобы подняться в квартиру Саймона. Между ними ничего не было — они просто пили кофе и по-дружески болтали, — но эти разговоры помогли Кэрол облегчить душу и разобраться в своих чувствах. Очень скоро она обнаружила, что ей очень нравится, с каким деликатным сочувствием и пониманием, с какой безграничной любовью, уважением и преданностью относится к ней Саймон. Он был готов на все, лишь бы быть с ней рядом — пусть это даже означало, что они навсегда останутся друзьями и никогда больше не будут любовниками. Когда же Кэрол попыталась расстаться с Саймоном, она просто не сумела этого сделать, хотя она отчаянно старалась перебороть себя. Чарли, как назло, снова много ездил, и Кэрол было очень одиноко, а Саймон — тоскующий Саймон с печальными глазами спаниеля — был рядом, всегда рядом, каждый день рядом.
И Кэрол тоже очень его не хватало. До этого момента она даже не осознавала, как много путешествует Чарли, как часто она остается одна и как много для нее значит быть с Саймоном. И вот — через два с половиной месяца после того, как они решили положить конец своей физической близости, — Кэрол и Саймон снова стали любовниками.
После этого жизнь Кэрол превратилась в кошмар. Она встречалась с Саймоном почти каждый вечер, и ей приходилось врать Чарли и придумывать достоверные объяснения, чтобы как-то оправдаться. Выходные они с Саймоном тоже часто проводили вместе, и Кэрол лгала, что ей нужно сделать какую-то срочную работу. Когда же Чарли улетел в очередную командировку, они с Саймоном отправились в Беркшир на весь уик-энд и провели в придорожной гостиничке два удивительных, волшебных дня. Кэрол терзалась оттого, что поступает не правильно, но ничего с собой поделать она уже не могла. Она была точно одержимая, и в ее действиях и поступках не было ни капли разума и здравого смысла — одни лишь страсть и любовь.
Год назад, накануне Рождества, в отношениях между Кэрол и Чарли впервые появились явные признаки неблагополучия. Ситуация на рынке проектно-дизайнерских услуг сложилась крайне неблагоприятная; контракт в Милане неожиданно оказался под угрозой, сделка в Токио тоже была под вопросом, и Чарли как угорелый метался между Японией и Италией. В Лондон он возвращался очень ненадолго, однако даже в эти редкие наезды домой он буквально падал с ног от усталости. Настроение у него было хуже некуда. И, часто даже не осознавая того, он вымещал свою усталость и раздражение на Кэрол.
А она не могла с ним даже поговорить. Чарли постоянно спешил, мчался куда-то, решал очередную проблему или пробивал выгодный контракт. В эти трудные, суматошные месяцы они оба были рады, что у них нет детей, но если Чарли продолжал считать это нормальным, то Кэрол все чаще задумывалась о том, насколько они разные люди.
Каждый из них жил теперь в своем собственном мире, и эти миры почти не соприкасались. С некоторых пор у обоих вечно не хватало времени, чтобы поговорить по душам, поделиться своими мыслями и чувствами, просто побыть вместе. У Чарли была своя работа, у нее — своя; теперь их объединяли только несколько ночей в месяц, которые они проводили в одной постели, да приемы и вечеринки, куда они ходили больше по привычке, чем повинуясь естественному в прежние времена желанию всегда и везде быть вместе.
Настал день, когда Кэрол всерьез задумалась о том, что с ними происходит и что — помимо инерции — продолжает удерживать их друг подле друга. Может быть, их любовь, их счастье — все это иллюзия, обман зрения, обычная ловкость рук балаганного фокусника, имя которому — рутина? И впервые за десять лет их совместной жизни Кэрол не могла ответить на вопрос, любит ли она Чарли.
А Чарли пребывал в блаженном неведении. С головой уйдя в работу, он даже не замечал, что с Кэрол творится неладное. Он не понял, не почувствовал, что теряет ее. Новый год Чарли снова встречал в Гонконге; он так замотался, что даже забыл ей позвонить, и она тоже забыла, потому что танцевала в «Аннабелс» с Саймоном.
Кризис разразился в феврале месяце, когда в один из уик-эндов Чарли неожиданно вернулся из Рима и обнаружил, что Кэрол нет дома. В этот раз она даже не сочла нужным соврать ему, что поедет на пикник с друзьями. Но, когда поздним воскресным вечером она наконец вернулась в их уютный маленький домик, в ее облике было что-то такое, что заставило Чарли внутренне вздрогнуть. Кэрол буквально лучилась счастьем. Она была такой безмятежно-спокойной и веселой, как в те, уже почти забытые дни, когда они проводили в постели все выходные, то предаваясь любовной игре, то погружаясь в блаженную дремоту. Но у Чарли уже давно не хватало времени на подобные развлечения, да и Кэрол тоже — он знал это — была слишком занята. Кажется, он все же сказал ей что-то, но на самом деле он еще не забеспокоился по-настоящему, и, хотя в душе у него напряглась какая-то струнка, разум его еще спал, не желая замечать ничего вокруг.
Кэрол сама рассказала ему обо всем, не в силах и дальше нести бремя обмана. Кроме того, она почувствовала, что Чарли — пусть еще неосознанно — что-то заподозрил. И вот однажды, вернувшись поздно вечером с работы, Кэрол села напротив него на табурет и выложила ему все. Чарли молча слушал, и в его широко раскрытых глазах блестели слезы неверия и обиды. Кэрол рассказала ему, когда, при каких обстоятельствах началось ее увлечение Саймоном, сколько времени оно продолжалось (к тому времени их связи исполнилось уже полных пять месяцев) и к чему это все привело. Или могло привести.
— Я не знаю, что еще сказать тебе, Чарли, — закончила она. — Просто я подумала, что ты должен узнать обо всем от меня. Все равно это не могло продолжаться вечно.
Ее низкий, с легкой хрипотцой голос прозвучал при этом так волшебно-соблазнительно, что Чарли едва не сошел с ума.
— И что ты собираешься делать? — с трудом спросил Чарли, ибо язык ему не повиновался. Он пытался не забывать о том, что он — современный, цивилизованный человек и что подобные вещи случаются сплошь и рядом (почему, в конце концов, он должен быть исключением из общего правила?), однако единственное, о чем Чарли оказался способен думать, это о том, какую глубокую рану нанесли ему слова Кэрол и как сильно он, оказывается, любит ее. Он даже не мог представить себе, какую острую боль способно, оказывается, причинить ему известие, что Кэрол спит с другим мужчиной, но главным для него было все же не это. Главное, что хотел знать Чарли, это любит ли Кэрол Саймона или она пошла на связь с ним от скуки, из чувства одиночества или из обычного, присущего всем женщинам авантюризма. Задать такой вопрос ему было неимоверно трудно, но Чарли все-таки набрался мужества и пересилил себя.