– Что происходит? Да что тут происходит?
Фрау Майер отвечала:
– Ничего, ничего.
Гелла смотрела на Лео. Его лицо было бесстрастно, но щека нервно дергалась. Она покраснела и бессознательно стала качать головой, словно снимая с себя всякую ответственность за происходящее. Лео отвел от нее взгляд и снова стал смотреть на сцену.
Резиновое лицо комика опять приняло обычное выражение. Он откинул волосы со лба назад и поклонился. Иллюзия сходства исчезла, и он принимал эти аплодисменты как должное, как награду за актерское мастерство.
Оркестр заиграл новую мелодию. Вольф сел, кивая с таким видом, словно теперь ему многое стало ясно. Начались танцы. Многие оглядывались на них. За соседним столиком сидели с девицами два парня, которые довели своими шутками обеих чуть не до истерики.
Лео смотрел на них и чувствовал, как лицо его искажает гримаса. В нем закипела ярость, смешанная с болью и бессильным отчаянием. Он только и ждал, когда кто-нибудь предложит уйти.
Моска, глядя на него, все понял и сказал, обращаясь к Вольфу:
– Пойдем отсюда.
Встав, он увидел, что один из парней за соседним столиком развернулся на стуле так, чтобы видеть их компанию и иметь возможность смотреть на Лео прямо в упор. При этом на его губах играла ироническая усмешечка. У него была голова с большими залысинами спереди, четко очерченные черты лица.
Моска сказал Вольфу, кивнув в сторону соседей:
– Давай-ка и того парня захватим.
Вольф изучающе посмотрел на Моску, словно увидел нечто, о чем давно уже догадывался.
– Хорошо, я покажу ему свое удостоверение и выведу отсюда. Ты вооружен – на всякий случай?
– Да, у меня есть венгерский пистолет, – сказал Моска.
Лео поднял голову:
– Нет, не надо ничего делать. Давайте просто уйдем.
Гелла тронула Моску за локоть.
– Да, давай просто уйдем, – сказала она.
Все поднялись. Вольф кивал, словно опять что-то для себя уяснил. Он поглядел на Лео с сожалением и презрением. И увидел, как Моска нахмурился, передернул плечами и направился к выходу. Проходя мимо соседнего столика, Вольф наклонился и посмотрел парню прямо в глаза.
– Громкий смех иногда вреден для здоровья, ты понял меня? – сказал он и махнул перед носом немца своим удостоверением службы разведки.
Он вышел, улыбаясь. Смех в зале сразу стих.
Они поехали к Моске. Моска пригласил всех к себе на рюмку. Гелла пошла делать горячие бутерброды на электроплитке.
Все расселись вокруг квадратного стола, только Эдди развалился в большом мягком кресле в углу. Моска отпер дверцу крашеного белого шкафа и достал бутылку виски и сигареты.
Эдди подал голос из своего угла:
– И как этим сволочам все сходит с рук?
– А им не сходит, – ответил Вольф. – Этот шутник всегда что-нибудь откалывает, но сегодня он зашел слишком далеко. А как вам понравилась реакция публики, а? – Вольф иронически-удивленно покачал головой. – Фрицы так ничему и не научились. Глядя на них, можно подумать, что стоит им спокойно прогуляться по улице, как они уже потеряют всякую охоту надевать военную форму. Но нет, у них руки так и чешутся. Это в крови!
Моска сказал Лео шутливо:
– Тебе бы лучше поскорее решить, куда ехать – в Палестину или в Штаты.
Лео пожал плечами и стал пить кофе. Вольф спросил:
– А вы можете поехать в Штаты?
– Да, – ответил Лео. – Я могу туда поехать.
– Тогда поезжайте! – Вольф бросил на него испытующий взгляд.
Лео приложил ладонь к левой щеке.
– Перестань! – сказал Моска.
– Нет-нет. Поймите меня правильно, Лео.
Я хочу сказать, что главное несчастье вашей нации в том, что вы никогда не даете сдачи. Кому-то это кажется трусостью. Но это, на мой взгляд, происходит оттого, что вы слишком цивилизованны.
Вы не верите в силу. Возьмем сегодняшний инцидент. Если бы мы вывели того парня на улицу и отделали его как следует, это имело бы благие последствия, хотя бы и незначительные. Если вы, евреи, когда-нибудь создадите свою страну, то должны будете благодарить свои террористические организации. Террор и сила – вот главное оружие. Во всех странах этим оружием успешно пользуются и не недооценивают его значение. Мне странно, что после всего, что вы пережили, вы этого до сих пор не поняли.
Лео медленно произнес:
– Я не боюсь ехать в Палестину и даже понимаю, что это мой долг. Но я также знаю, как там будет трудно. А я сейчас нуждаюсь только в приятном. Это единственное, о чем я могу думать.
Хотя мне и стыдно за эти мысли. Но я все равно уеду.
– И не откладывайте это в долгий ящик, – сказал Вольф. – Этих фрицев могила исправит.
Это же у них в крови. Да вы это сами видите каждодневно.
Лео, словно не слыша его слов, продолжал:
– – А в террор и в силу я не верю. Мой отец был вместе со мной в лагере. Он был, между прочим, немец. Моя мать была еврейка. А отец – политический заключенный, и он попал туда задолго до меня.
У Лео снова задергалась щека, и он схватился за нее, чтобы унять нервный тик.
– Он умер там, но перед смертью научил меня кое-чему. Он сказал, что в один прекрасный день меня освободят и самое ужасное, что может со мной тогда произойти, это если я уподоблюсь людям, которые нас туда упрятали. Я до сих пор считаю, что он прав. В это трудно верить, но я верю.
Вольф закивал:
– Я знаю. Я знаю таких людей, как ваш отец, – но его голос остался совершенно бесстрастным.
Гелла и фрау Майер раздали горячие бутерброды. Лео отказался.
– Пойду-ка я спать, – сказал он.
Он ушел, а Моска и его гости услышали, как он за стеной включил радио и настроил его на немецкую станцию, которая передавала струнную музыку.
Фрау Майер подошла к Эдди и шутливо толкнула его в плечо.
– Хватит спать! – сказала она.
Эдди улыбнулся, и на его красивом лице засияла сонная нежность. Когда Гелла наклонилась над электроплиткой, он смотрел на нее сквозь свой стакан и думал: «Все произойдет в этой самой комнате», – и его взору вдруг очень отчетливо предстал каждый предмет обстановки, точно в комнате никого не было. Он часто этим занимался: фантазировал, придумывая сцены любви с женщинами, к которым он не осмеливался даже близко подойти.
Вольф жевал свой бутерброд.
– Все-таки какими странными идеями люди забивают себе голову! – сказал он, понизив голос. – Те, кто заправлял делами в лагере, где сидел Лео, наверняка были обыкновенными парнями вроде нас с вами. Они просто исполняли приказы. Во время войны я был в контрразведке, и вот, когда к нам попадали пленные, наш майор смотрел на часы и говорил: «Так, к двум часам вы должны получить такую-то информацию». И мы ее получали! – Вольф принял протянутую ему Моской сигару и закурил. – Я вернулся в Штаты в отпуск и посмотрел несколько так называемых военных фильмов. Знаете, герой умирает под пыткой, но ничего не говорит проклятому врагу. – При этих воспоминаниях Вольф гневно помахал сигарой. – Разумеется, нельзя даже намекнуть на то, как оно бывало в действительности. – Он помолчал и внимательно посмотрел на Моску. – Им просто стыдно признаться. А человек не в состоянии себя контролировать, если с ним обращаться определенным образом. Ни один не сможет!