И тут впервые Мело Стюарт осознал, что Маррион в ярости.
– Нет. Она может приступить к работе завтра же.
– Отлично, – встрял Дир. – Мы все еще можем вписаться в бюджет.
– Я хочу, чтобы все вы заткнулись и слушали меня, – отрезал Маррион. И эта грубость, столь беспрецедентная для него, заставила всех прикусить языки. Маррион говорил своим обычным негромким голосом, но сейчас его гнев нельзя было спутать ни с чем. – Скиппи, да неужто нам не начхать, впишется ли картина в бюджет? Она нам больше не принадлежит. Мы запаниковали, мы сделали дурацкую ошибку, виноваты мы все до единого. Этот фильм принадлежит уже не нам, а чужаку.
– “ЛоддСтоун” сделает состояние на распространении, – попытался перебить его Скиппи Дир. – И к тому же мы получаем процент с прибыли. Это по-прежнему очень хорошая сделка.
– Но Де Лена загребет больше денег, чем мы, – возразил Бентс. – А это несправедливо.
– Суть в том, что этот Де Лена и пальцем не шевельнул, чтобы решить проблему, – заявил Маррион. – Наша студия наверняка имеет какой-нибудь юридический базис для того, чтобы вернуть картину себе.
– Верно, – подхватил Бентс. – Пошел он в задницу. Идем в суд.
– Мы пригрозим ему судом, и тогда он пойдет на сделку, – заявил Маррион. – Мы вернем ему его деньги и десять процентов с общего дохода.
– Элай, – рассмеялся Дир, – Молли Фландерс не позволит ему пойти на такое соглашение.
– Мы поведем переговоры непосредственно с Де Леной, – стоял на своем Маррион. – Думаю, я сумею убедить его, – Он мгновение помолчал. – Я позвонил ему, как только узнал об этой новости. Очень скоро он присоединится к нам. Вам известно, что у него есть определенная репутация, и это самоубийство – чересчур удачное обстоятельство для него. Так что вряд ли он захочет придать это дело огласке во время публичного слушания в суде.
Сидя у себя в пентхаузе в отеле “Занаду”, Кросс Де Лена читал газетные публикации о смерти Сканнета. Все прошло безупречно. Это явное самоубийство и два прощальных письма, найденные на трупе, закрывают дело. Нет ни малейшей возможности того, что графологи обнаружат подделку: Боз Сканнет оставил не так уж много корреспонденции, а Леонард Сосса чересчур хороший специалист. Наручники на лодыжках и запястьях Сканнета намеренно не затягивали слишком туго, так что они не оставили следов. Лиа Вацци – знаток своего дела.
Первый звонок Кросс предвидел заранее. Джорджио Клерикуцио призывал его в особняк Семьи в Квоге. Кросс ни на минуту не обольщался мыслью, что Клерикуцио не узнают о его действиях. Второй звонок был от Элая Марриона с просьбой приехать в Лос-Анджелес без адвоката. Кросс согласился, но, прежде чем покинуть Лас-Вегас, позвонил Молли Фландерс и рассказал ей о телефонном звонке Марриона. Она просто взбеленилась.
– Ох, уж эти скользкие ублюдки! Я захвачу тебя в аэропорту, и мы отправимся на встречу вместе. Никогда даже не здоровайся с главой студии, если при тебе нет адвоката.
Когда они вдвоем вошли в кабинет Марриона в здании студии “ЛоддСтоун”, то сразу поняли, что не все ладно. Четверка дожидавшихся их мужчин смотрела на них с вызовом, словно собираясь прибегнуть к силе.
– Я решил привести своего адвоката, – сообщил Кросс Марриону. – Надеюсь, вы не против.
– Как пожелаете, – отозвался тот. – Я просто не хотел ставить тебя в неловкое положение.
– У вас должен быть очень солидный повод, – с суровым лицом сердито бросила Молли Фландерс. – Вы хотите заполучить картину обратно, но наш контракт крепче стали.
– Ты права, – подтвердил Маррион. – Но мы собирались воззвать к совести Кросса. Он и пальцем не шевельнул, чтобы решить проблему, в то время как студия “ЛоддСтоун” вложила значительное время и крупную сумму денег, а также творческих дарований, без чего постановка этого фильма была бы невозможна. Кросс получит свои деньги обратно. А также десять процентов от чистой прибыли, и мы не будем скупиться, решая, что вычитается из дохода. Он не подвергается ни малейшему риску.
– Он уже подвергался риску, – не уступала Молли. – Ваше предложение оскорбительно.
– Тогда мы отправимся в суд. Кросс, я не сомневаюсь, что вам эта мысль так же отвратительна, как и мне. – Маррион улыбнулся Кроссу доброй улыбкой, от которой его обезьянье лицо приобрело ангельское выражение.
– Элай, – возмутилась Молли, – ты ходишь в суд по двадцать раз в году и всякий раз платишься за это, потому что откалываешь номера вроде нынешнего. Мы уезжаем, – заявила она, обернувшись к Кроссу.
Но Кросс знал, что не может позволить себе ввязываться в долгое судебное разбирательство. Приобретение им фильма, вслед за каковым очень кстати последовала смерть Сканнета, будет подвергнуто тщательному рассмотрению. В суде раскопают всю его подноготную и нарисуют его такими красками, что Кросс станет слишком заметной фигурой, чего старый дон на дух не переносит. Яснее ясного, что Марриону это известно.
– Задержимся еще на минутку, – сказал Кросс Молли, после чего обернулся к Марриону, Бобби Бентсу, Скиппи Диру и Мело Стюарту. – Если в мой отель приезжает игрок и играет, и попадает в полосу везения, я плачу ему чистой монетой, не предлагая поделить барыши поровну. А именно это вы, джентльмены, мне и предлагаете. Почему бы вам не поразмыслить над своим предложением еще раз?
– Это бизнес, а не игра, – презрительно бросил Бентс.
– Вы заработали минимум десять миллионов долларов, не идя ни на малейший риск, – утешил Кросса Мело Стюарт. – Несомненно, это вполне справедливо.
– И притом даже пальцем не шевельнул, – поддержал его Бентс.
На стороне Кросса остался только Скиппи Дир.
– Кросс, вы заслуживаете большего. Но то, что вам предлагают, куда лучше, чем судебная свара с риском проиграть. Спустим на сей раз на тормозах, а мы с вами непременно сделаем дело вместе еще разок, без студии. Я обещаю, что вы получите по справедливости.
Кросс понимал, насколько важно выглядеть безобидным, так что смиренно улыбнулся:
– Может быть, все вы правы. Я хочу остаться в кинобизнесе в хороших отношениях со всеми, а десятимиллионный доход – недурное начало. Молли, позаботься о бумагах. Мне нужно успеть на самолет, так что прошу меня простить. – Он покинул комнату, и Молли последовала за ним.
– Мы можем выиграть дело в суде, – заявила она.
– Я не хочу идти в суд, – возразил Кросс. – Заключай договор.
Молли внимательно вгляделась в него, после чего промолвила:
– Ладно, но я получу больше десяти процентов.
Когда Кросс назавтра прибыл в особняк в Квоге, его уже дожидались дон Доменико Клерикуцио, его сыновья Джорджио, Винсент и Пити, а также внук Данте. Они вместе поели в саду. Трапеза состояла из холодных итальянских окороков, сыров, громадного деревянного блюда с салатом и длинных батонов хрустящего итальянского хлеба. Тут же стояла и миска тертого сыра для дона. За едой дон небрежным тоном заметил: