– Кто умер, тот умер, – развел руками Кросс.
– Это верно. – Афина повернулась, поглядев прямо на него. – Вы покупаете картину, и вдруг Боз очень кстати совершает самоубийство. Вы мой главный кандидат на роль убийцы.
Несмотря на строгое выражение, ее лицо было так прекрасно, что Кросс не в состоянии был вполне контролировать собственный голос.
– А студия? Маррион – один из могущественнейших людей страны. Как насчет Бентса и Скиппи Дира?
– Они поняли, о чем я их просила, – покачала головой Афина. – В точности как и вы. Они продали картину вам. Им было наплевать, что меня могут убить по окончании съемок. Но вам было не все равно. И я понимала, что вы поможете мне, хотя и сказали, что не в состоянии это сделать. Когда же я услыхала, что вы покупаете картину, то в точности поняла, как вы поступите. Но, должна сказать, не думала, что вы сумеете сделать это настолько умно.
Внезапно она подошла к нему, и Кросс поднялся из кресла. Афина взяла его ладони в свои. Он почуял аромат ее тела, ее дыхание.
– Это единственное зло, которое я совершила за всю свою жизнь, – промолвила Афина. – Заставила кого-то пойти на убийство. Это ужасно. Было бы куда лучше для моей совести, если бы я сделала это сама. Но я просто не могла.
– Почему вы были так уверены, что я что-либо предприму? – осведомился Кросс.
– Клавдия очень много рассказывала мне о вас. Я поняла, кто вы такой. Но она столь наивна, что до сих пор не вникла в самую суть. Она считает, что вы просто крепкий парень с кучей бабок.
Кросс предельно насторожился. Она пытается вынудить его признать свою вину, хотя он никогда не открылся бы даже священнику, даже самому Господу Богу.
– И то, как вы смотрели на меня, – продолжала Афина. – Множество мужчин смотрели на меня подобным взглядом. Это отнюдь не бесстыдство. Я знаю, что красива, люди говорят мне об этом то и дело, с самого детства. Я всегда знала, что обладаю властью, но никогда не могла ее по-настоящему осознать. Вообще-то я не в восторге от нее, но пользуюсь ею. Тем, что называют “любовью”.
Кросс отпустил ее руки.
– Почему вы так боялись своего мужа? Потому что он мог погубить вашу карьеру?
На мгновение в ее глазах вспыхнул гнев.
– Дело вовсе не в моей карьере. И не в страхе, хотя я знала, что он убьет меня. У меня была более веская причина. – Помолчав, она проронила: – Я могу вынудить их вернуть вам картину. Я могу отказаться от продолжения работы.
– Нет, – отрезал Кросс.
Афина улыбнулась и с сияющим, жизнерадостным весельем произнесла:
– Тогда мы можем просто лечь вместе в постель. Я нахожу вас очень привлекательным и не сомневаюсь, что мы можем очень недурно провести время.
Первым делом Кросс ощутил гнев. Неужели она считает, будто может просто откупиться от него? Ясно, что она разыгрывает свою роль, пользуется своим мастерством женщины точно так же, как мужчина пользовался бы физической силой. Но на самом деле Кросса озаботило то, что он расслышал в ее тоне едва уловимый намек на издевку. Насмешку над его рыцарством. Да еще его истинная любовь обращена ею в простую похоть. Как будто она заявила, что его любовь к ней – такая же липа, как ее любовь к нему.
– Я долго беседовал с Бозом, пытаясь заставить его пойти на сделку, – холодно бросил Кросс. – Он заявлял, что трахал вас по пяти раз на дню, когда вы были женаты.
Ему было приятно увидеть, что это ее напугало.
– Я не считала, но много, – призналась она. – Мне было восемнадцать, и я искренне любила его. Но не курьезно ли, что теперь я захотела его смерти? – Она на мгновение нахмурилась и небрежно осведомилась: – О чем вы еще говорили?
– Боз открыл мне ужасный секрет, стоящий между вами, – угрюмо поглядел на нее Кросс. – Он утверждал, будто вы признались ему, что во время бегства похоронили своего ребенка в пустыне.
Лицо Афины превратилось в неподвижную маску, ее зеленые глаза потускнели. Впервые за этот вечер Кросс ощутил, что это не актерская игра. Лицо ее покрылось бледностью, которую не разыграешь.
– Вы и в самом деле верите, что я убила собственного ребенка? – прошептала она.
– Боз утверждал, что вы это ему сказали.
– Я действительно сказала ему это. А теперь я спрашиваю вас снова. Верите ли вы, что я убила собственного ребенка?
Нет ничего ужаснее, чем произнести приговор красивой женщине. Кросс понимал, что если ответит искренне, то утратит ее навсегда. И вдруг очень ласково обнял ее за плечи.
– Вы слишком красивы. Такой красивый человек, как вы, не способен на подобное. – Вечное преклонение мужчин пред красотой вопреки всем уликам. – Нет, я не верю, что вы это сделали.
– Даже вопреки тому, что вина за Боза лежит на мне? – отступила она от него.
– На вас нет никакой вины, – возразил Кросс. – Он сам убил себя.
Афина пристально поглядела на него. Кросс взял ее за руки.
– А верите ли вы, что я убил Боза?
И тогда Афина улыбнулась – актриса, наконец-то уразумевшая, как надо разыгрывать сцену.
– Не больше, чем вы верите, что я убила своего ребенка.
Они улыбнулись, они провозгласили друг друга невиновными.
– Ну, – сказала она, взяв его за руку, – я готовлю для вас обед, а потом мы отправляемся в постель. – И повела его в кухню.
“Сколько раз она разыгрывала эту сцену, – ревниво гадал Кросс. – Прекрасная королева, изображающая домашнюю хозяйку”. Он смотрел, как готовит Афина. Она не стала надевать фартук и действовала чрезвычайно профессионально. Продолжала беседу, нарезая овощи, разогревая сковороду и накрывая на стол. Протягивая Кроссу бутылку вина, чтобы открыл, она задержала свою руку и легонько погладила его по плечу. Всего через полчаса стол был накрыт, и Кросс воззрился на нее с безмерным восхищением.
– Одной из моих первых ролей была роль шеф-повара, – пояснила Афина, – так что я отправилась в кулинарную школу, чтобы делать все правильно. И какой-то критик тогда написал: “Если Афина Аквитана играет так же хорошо, как готовит, она будет звездой”.
Они поели в кухонном алькове, откуда открывался вид на перекатывающиеся по океану волны. Еда была замечательная, пальчики оближешь – маленькие квадратики говядины, покрытые овощами, и салат из острой зелени. Еще на столе стояла тарелка сыров и теплые батончики хлеба, пухлые, как голубки. Потом последовало эспрессо с маленькими лимонными пирожными.
– Вам следовало стать поваром, – сказал Кросс. – Мой кузен Винсент наймет вас в свой ресторан в любую минуту.
– О, я могла бы стать кем угодно, – с шутливым бахвальством ответила Афина.
За время обеда она то и дело небрежно касалась его, очень чувственно, как будто отыскивала в его плоти некий дух. С каждым прикосновением Кросс все более и более жаждал ощутить прикосновение ее тела к своему. К концу трапезы он уже не чувствовал вкуса. Наконец с едой было покончено, Афина взяла его за руку и повела прочь из кухни вверх на два лестничных пролета, в спальню. Она сделала это грациозно, чуть ли не застенчиво, чуть ли не стыдливо, зардевшись, словно девственная невеста. Кросс только диву давался ее актерскому мастерству.