— Тебе нужны деньги? — спросил Мот.
— Нет, я еще не все истратила.
Анита направилась вглубь автомобильного кладбища, где облюбовала себе старый автобус «фольксваген» в качестве летней спальни. Теперь у костра остались только Хэнк, Мот да собаки. Они сидели у огня, смотрели в небо, наслаждались запахами ночи и следили за искрами, вылетавшими из бочки и умирающими в пыли.
Спустя некоторое время Мот повернулся к Хэнку:
— Терри сказал, что ты попросил его свозить Эдди в банк сегодня ночью.
— Надеюсь, ты не возражаешь?
— Какое мне дело?
— Вот и ладно.
Хэнк подобрал с земли камешек и бросил его в бочку. От негромкого гулкого удара приподнялись собачьи головы.
— Ты никогда не задумывался о Джеке? — спросил Хэнк, не глядя на Мота. — Откуда он берет сюжеты для своих историй? И почему их рассказывает?
Мот вытряхнул очередную сигарету из пачки, прикурил.
— Мне кажется, это помогает ему разобраться в некоторых вещах. А может, это для него такая же потребность, как игра для Бенни.
— Думаю, здесь кроется нечто большее.
Мот припомнил, что этот же вопрос Хэнк раньше задавал и самому Джеку. Он глубоко затянулся и посмотрел на отблески огня сквозь серую пелену выдыхаемого дыма.
— Что именно?
— Прошлой ночью я повстречал… Девчонок-ворон. Они точно такие, как в его историях.
Весь день Мот подозревал, что Хэнка что-то беспокоит, но предпочел не задавать вопросов. Если Хэнку потребуется совет или помощь, он сам об этом скажет. Мот думал, что Хэнк снова пытается вытащить с панели кого-то из девчонок или помочь получить залог. Он предполагал что-то простое. Ничего необычного.
— Ты хочешь, чтобы я помог тебе разобраться в этом? — спросил он.
Мот сидел и курил, а Хэнк рассказывал, как прошлой ночью остановился, чтобы выручить из беды женщину, как его подстрелили, как словно ниоткуда появились две девчонки-вороны, убили нападавшего и вылечили его раны при помощи слюны.
— Тот парень тебя подстрелил?!. — произнес Мот, когда Хэнк закончил.
Хэнк кивнул и стал задирать футболку.
— Можешь не показывать, — сказал Мот. — Я тебе и так верю.
Но Хэнк уже снял футболку. Мот наклонился поближе и рассмотрел белую полоску шрама на его плече. Вчера на свалке Хэнк помогал ему передвинуть обломки автомобиля, и они оба разделись под жарким полуденным солнцем. Шрама на плече Хэнка тогда не было.
— Этот парень был профессионалом? — спросил Мот.
— Ему не впервой стрелять по людям, — ответил Хэнк. — Я понял это по его глазам, когда он целился в меня, а потом одна из девчонок его убила.
— Не просто ударом ножа в спину сразить человека наповал. Обычно проходит какое-то время до смерти.
— Я тоже об этом подумал, но позже.
Мот невесело усмехнулся:
— Возможно, она и на лезвие поплевала?
Хэнк тоже улыбнулся. Он натянул футболку и уселся в свое кресло.
— Ты слышал раньше о чем-нибудь подобном? — спросил он.
— Только в историях Джека. Может, тебе стоит поговорить с ним?
— Не знаю, — вздохнул Хэнк. — Джек не мастер отвечать на прямые вопросы.
— Ну, это зависит от того, насколько буквально ты воспринимаешь его слова.
Пока Хэнк обдумывал его ответ, Мот успел докурить сигарету.
— Господи, — наконец воскликнул Хэнк, — неужели ты хочешь сказать, что его истории правдивы?
— Для него они безусловно правдивы, — пожал плечами Мот. — И он этого не скрывает. Как они, правда, могут подтвердить существование другого народа, мне непонятно.
— Безусловно правдивы для него, — задумчиво повторил Хэнк. — А теперь и для меня.
— Может, тебе стоит поговорить и с той женщиной тоже.
Хэнк взглянул на него непонимающе.
— Подумай об этом, малыш. Этот парень пытался ее убить.
— Зверолюди…
— Что ты сказал?
— Той ночью она искала встречи со зверолюдьми.
Мот вздохнул и посмотрел на свою свалку. Луна уже почти зашла, и при свете звезд знакомые очертания брошенных автомобилей выглядели странно. Он никогда не принимал истории Джека за чистую монету, но теперь просто не знал, что и подумать.
— Похоже, она их отыскала, — наконец произнес он.
— Что-то она наверняка отыскала, — задумчиво кивнул Хэнк.
После событий предыдущей ночи Лили меньше всего хотелось оказаться в подвале клуба панков и делать снимки подростков, вдвое моложе ее самой и придающих слишком большое значение внешнему впечатлению в отличие от личной гигиены. Вчера ночью она прикоснулась к магии, которой здесь не было места. Три участницы группы «Самки под кайфом» заставили ее ощутить себя старой и разбитой женщиной, особенно вокалистка, она же гитаристка группы, с ее худосочным вертлявым телом и привычной ухмылкой на лице. Девица называла себя Вульва де Вилль.
Ни в вас, ни в вашей музыке нет ничего нового, хотела сказать ей Лили. Она фотографировала разные группы и прекрасно понимала, что даже вызывающее поведение этих «Самок» не ново. Задолго до них на сцене появились Билли Айдл и Порочный Сид. Но раньше всех был Элвис.
Две другие участницы группы выглядели довольно хмуро, но их фигуры были такими же истощенными. Глядя через видоискатель камеры на эту троицу, Лили видела только обрывки кожи и джинсовой ткани, пирсинги и тату, растрепанные кудряшки и бледные лица. Девицы были то ли наркоманками, то ли притворялись таковыми, но Лили не нравилось ни то ни другое. Ей вообще не нравилась съемка подобных персонажей. Она была далека от мыслей поддерживать тех деятелей искусства, которые полагают, что синяки под глазами худосочных моделей помогут им продать одежду или другую продукцию. Это было все равно что использовать издевательство над ребенком в качестве рекламы, подобные идеи претили Лили не меньше, чем обычай рок — и панк-музыкантов считать героин средством приятного времяпрепровождения. Нельзя романтизировать пороки, считала Лили; их надо вырывать с корнем.
— Эй, давай устроим передышку, — потребовала лидер группы.
В этот момент Лили сосредоточилась на барабанщице, так что ее ничуть не волновали высказывания де Вилль, пока она не оторвала взгляда от видоискателя. Де Вилль затянула тонкую ручонку резиновым жгутом, чтобы выступили вены, и стала размахивать шприцем.
Лили обернулась к своему напарнику Рори:
— Если она начнет колоться, я немедленно ухожу.
— Подумаешь, — протянула де Вилль и скорчила недовольную мину. — Никто тебя не держит! — Но воткнула иглу в крышку картонной коробки, которая стояла возле дивана и служила журнальным столиком.