— Я не сумею ее прочитать, — говорит Нетти.
— В книгах множество разных историй. Как в лесу. Ты можешь узнать из них много нового.
— Правда?
— Истинная правда. А что еще лучше, ты сможешь ходить в ту маленькую библиотеку на первом этаже муниципалитета, и тебе дадут почитать все, что ты выберешь. Тебе только надо пойти и попросить.
Она окидывает меня подозрительным взглядом:
— О чем это ты мне толкуешь?
— Может, тебе не стоит избегать школьных занятий.
Она взвешивает в руке справочник по цветам и дарит мне одну из своих неожиданных улыбок.
— Может, и не стоит, — говорит Нетти.
Лето, 1941-й
На следующее лето она стала на год старше, а я выгляжу шестнадцатилетним — я постарался сгладить разницу в возрасте, чтобы ее мать не беспокоилась, видя, с кем ее дочь проводит так много времени. Девчонки-вороны высмеяли мое преображение и сказали, что я не стал красивее, а остался тем же Джеком, только моложе.
— Джек собирается сделать предложение, — говорит Зия. — Ему не хватает только галстука-бабочки и букета цветов.
Мэйда тычет ее кулаком в плечо.
— Не дразни его, он наш друг. — Но и она не может удержаться от хихиканья.
— Но не такой друг, каким он хочет стать для нее. Джек влюбился.
— Это правда? — спрашивает Мэйда.
— Нет, — качаю я головой. — Это не то, что вы думаете.
Мои слова снова вызывают насмешки. Почему? Я не знаю. У девчонок-ворон свои собственные понятия о том, что смешно, а что нет.
— А вот она в тебя точно влюблена, — отдышавшись, заявляет Мэйда.
И на этот раз она не шутит.
— Может, ей так кажется, — отвечаю я. — Но когда она подрастет, это чувство пройдет само собой.
Зия отрицательно качает головой:
— Эта девочка слишком упряма, чтобы с годами изменить свои мысли.
— Тогда ей придется смириться с разочарованием, — говорю я.
Некоторое время они молчат и серьезно смотрят на меня.
— Нет, — говорит Мэйда. — Это тебе придется.
И вот я шагаю по пыльной дороге к ферме семейства Бин и гадаю, узнает ли меня Нетти. Но я зря беспокоился. Она бежит мне навстречу по извилистой тропинке и кидается в объятия, потом хватает за руку и ведет к дому, познакомить с матерью.
Эдна Бин хорошо сохранилась, и даже теперь легко понять, почему один из представителей лисьего семейства постучал к ней в окно как-то вечером. Она очень похожа на ворон — те же темные глаза и черные волосы, но кожа потемнела от солнца и ветра, а если она и летала, то только во сне. Она худощава, но женщины в горах рождаются сильными и со временем становятся только крепче. Она смотрит, как мы идем ей навстречу, и в ее глазах нет подозрительности, но и особой радости тоже не заметно. Она глядит на меня с обычным для жителей гор любопытством, как на всякого странника у своих дверей.
За моей спиной, в лесу, раздается хихиканье ворон.
— По поведению моей дочери я поняла, что ты и есть Джек, — говорит мне мать Нетти после короткого кивка.
— Да, мэм. Счастлив с вами познакомиться.
— Собираешься провести лето в Хазарде?
— Да, мэм. Если найду какую-нибудь работу.
Слабая улыбка трогает губы женщины, и теперь мне понятно, откуда у Нетти ее усмешка.
— Ищешь работу, — произносит она и умолкает.
— Да, мэм.
— Ну что ж, ты довольно вежлив, в этом я могу не сомневаться.
Нетти нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Ей хочется поскорее покончить с разговорами и отправиться в лес. Но ее мать еще не закончила. Она изучает меня долгим испытующим взглядом. Я изо всех сил стараюсь произвести благоприятное впечатление.
— Так, значит, благодаря тебе она стала больше заниматься в школе, — говорит Эдна Бин.
— Не могу сказать, мэм. Мы лишь немного поговорили о том, что учение — это не так уж и плохо.
Она наклоняет голову набок, совсем как это делают вороны.
— Ты считаешь, что ученость сможет кого-то прокормить?
— Это зависит от того, насколько ты голоден, мэм.
Улыбка на ее лице становится отчетливее и еще больше напоминает Нетти.
— Ты нам подходишь, — говорит она. — Вот что я тебе скажу, Джек. Оставайся, будешь есть вместе с нами и спать в амбаре, если захочешь. За это ты будешь помогать по хозяйству.
— Да, мэм.
— И водить компанию с моей Нетти. Мне кажется, ты хорошо на нее влияешь, учитывая, что она отлично закончила учебный год.
— Вы можете ею гордиться, — замечаю я.
— Ей не нужно получать отличные оценки, чтобы заслужить мое одобрение, — говорит Эдна. — Но я считаю, что только ученье поможет ей отсюда вырваться и пойти своей дорогой.
Но она вовсе не хочет покидать долину, горы. Впрочем, это мнение я оставил при себе. Эдна заблуждается, как и очень многие родители. Она хочет быть уверена, что ребенок не повторит ее прошлых ошибок, однако вряд ли стоит беспокоиться по этому поводу. Любые ошибки, которые сделает Нетти, будут ее собственными ошибками и принесут ей какой-то опыт.
— И еще одно, Джек, — добавляет Эдна.
— Да, мэм?
— Называй меня Эдной. Когда я слышу «мэм», мне хочется оглянуться на свою мать, а она умерла семь лет назад, упокой Господь ее душу. Это сбивает меня с толку. Прибереги свое уважение для тех, кто его заслужит.
— Мне кажется, вы его уже заслужили, — говорю я.
— Не подлизывайся, — говорит она, но при этом улыбается.
По субботам в старом коровнике жители собирались на танцы, и там можно было застать почти всех, хотя место сбора и находилось высоко на горе, как будто коровам был важен окружающий их пейзаж. Под крышей пели и танцевали, вдоль одной из стен стоял длинный стол с пирогами, лепешками, пирожными, чаем, кофе и воздушной кукурузой. На потемневшем от старости деревянном полу кружились все без различия — и молодые, и старые. Снаружи выпивали, а иногда дрались, но без злости, влюбленные парочки уединялись за сараями или на сеновалах.
В ту ночь, когда Нетти затащила меня в этот коровник, было полнолуние, звезды сияли высоко и ярко, и воздух дышал осенней свежестью, хотя стоял конец июня. Если присмотреться повнимательнее, на небе можно было отыскать и Марс, и Венеру. Иногда ночное небо прорезал след метеорита, врезавшегося в воздух и сгоравшего высоко над землей. Говорят, при виде падающей звезды надо загадывать желание. Я этого не сделал, и может быть, напрасно.